Стихотворения (1928)

• Предыдущая
• 16/80
• Следующая

16

Разит —
              и грязнее черных ворот
зубною щеткой
                        нетронутый рот.
Сродни
            шевелюра
                             помойной яме,
бумажки
              и стружки
                              промеж волосьями;
а в складках блузы
                               безвременный гроб
нашел
          энергично раздавленный клоп.
Трехлетнего пота
                            журчащий родник
проклеил
               и выгрязнил
                                   весь воротник.
Кто мчится,
                   кто скачет
                                   и брюки ло́вит,
держащиеся
                    на честном слове?
Сбежав
            от повинностей
                                     скушных и тяжких,
за скакуном
                   хвостятся подтяжки.
Кто мчится,
                   кто скачет
                                   резво и яро
по мостовой
                    в обход тротуара?
Кто мчит
              без разбора
                                 сквозь слякоть и грязь,
дымя по дороге,
                          куря
                                 и плюясь?
Кто мчится,
                   кто скачет
                                   виденьем крылатым,
трамбуя
             встречных
                              увесистым матом?
Кто мчится,
                   и едет,
                              и гонит,
                                           и скачет?
Ответ —
              апельсина
                               яснее и кратче,
ответ
         положу
                     как на блюдце я:
то мчится
                наш товарищ докладчик
на диспут:
                «Культурная революция».

ПИСАТЕЛИ МЫ

Раньше
             уважали
                           исключительно гениев.
Уму
       от массы
                      какой барыш?
Скажем,
             такой
                      Иван Тургенев
приезжает
                 в этакий Париж.
Изящная жизнь,
                         обеды,
                                    танцы…
Среди
          великосветских нег
писатель,
               подогреваемый
                                        «пафосом дистанции»,
обдумывает
                    прошлогодний снег.
На собранные
                       крепостные гроши
исписав
              карандашей
                                  не один аршин,
принимая
                разные позы,
писатель смакует —
                                 «Как хороши,
как свежи были розы».
А теперь
              так
делаются
                литературные вещи.
Писатель
               берет факт,
живой
          и трепещущий.
Не затем,
               чтоб себя
                               узнавал в анониме,
пишет,
           героями потрясав.
Если герой —
                       даешь имя!
Если гнус —
                     пиши адреса!
Не для развлечения,
                                 не для краснобайства —
за коммунизм
                      против белой шатии.
Одно обдумывает
                             мозг лобастого —
чтобы вернее,
                      короче,
                                 сжатее.
Строка —
                патрон.
                            Статья —
                                            обойма.
Из газет —
                  не из романов толстых —
пальбой подымаем
                               спящих спокойно,
бьем врагов,
                    сгоняя самодовольство.
Другое —
                роман.
                          Словесный курорт.
Покоем
            несет
                     от страниц зачитанных.
А
   газетчик —
                     старья прокурор,
строкой
             и жизнью
                            стройки защитник.
И мне,
           газетчику,
                           надо одно,
так чтоб
             резала
                        пресса,
чтобы в меня,
                      чтобы в окно
целил
          враг
                 из обреза.
А кто
        и сейчас
                       от земли и прозы
в облака
              подымается,
                                  рея —
пускай
           растит
                      бумажные розы
в журнальных
                      оранжереях.


В газеты!
               Не потому, что книга плоха,
мне любо
               с газетой бодрствовать!
А чистое искусство —
                                    в М.К.Х.,
в отдел
            садоводства.

АРСЕНАЛ ЛЕНИНЦЕВ

Наши танки
                   стопчут
                                и стены и лужи,

3

• Предыдущая
• 16/80
• Следующая