Жесть

• Предыдущая
• 5/125
• Следующая

5

— Только на ужин.

— А… потом?

— А потом — домой.

Александр прошелся по холлу, напевая: «Домо-ооой! Там так сладко бьется сердце северных гор… Домо-ооой! Снова остается бесконечный простор за спиной…». Включил гигантский плоский телевизор, висящий на стене, смотрел несколько секунд, как «Спартак» забивает гол в ворота «Челси», и бодро спросил:

— Ну, что мы решаем?

— Насчет чего?

— Насчет интервью.

— Заманчиво, — соврала Марина. — Обожаю изобретать велосипед. Особенно с такими обставами и секретами.

— Я знал, что ты клюнешь, специально для тебя приберег тему… И нет тут никаких обстав, малыш. Важно, чтоб у тебя предубеждения не было.

— Обещаю, не будет.

— Ну, ладно, смотри… Изобретать ничего не надо, там леденящих душу деталей — выше крыши. Этот самый мужик работал в очень приличной гимназии и собрал из детей какую-то… как это… «Секцию духовного развития личности», примерно так. Дети его вроде бы слушали, коллегам нравилось… А потом глядят, чего он там наразвивал — мама не горюй! Бредили у него эти школьники — то ли Страшным Судом, то ли Вечным Возвращением, то ли «точкой сборки»… Всякие тантры-мантры… В итоге за два года — два суицида на непонятной почве, и тэ-дэ, и тэ-пэ.

— Что за гимназия?

— Вторая.

— Приличное заведение. Элита, блин.

— Подожди, это еще только начало… Оказалось, он еще параллельно женщинам головы отрезал… в свободное от педагогической работы время… И ученицу свою, красавицу, умницу — насмерть затрахал. Так менты утверждают… ну, сама разберешься, что и как на самом деле…

Блюдо поспело. Легкий салатик уже был на столе. Шампанское, сок, виноград. Александр принес лоток и снял крышку — роскошным жестом фокусника.

— Даме — лучшие куски.

— Что празднуем? — осведомилась она.

— Начало этой недели. Хочешь — начало осени.

— Ну, пусть. Праздник общей беды…

Выстрелило шампанское.

— Нет, пить мне нельзя, ты же знаешь. Я от своих «колес» и так через час поплыву.

— Сегодня точно не останешься?

— А смысл?

— Ох, Маруся… Когда ты наконец поймешь, что твой Вадим давно умер, а мы с тобой — живы? И нет твоей вины ни в первом, ни во втором.

— Что я в вас особенно ценю, босс, так это чуткость и такт.

— Нет, ты не уходи от ответа. Ты, вообще, видишь разницу между мертвым и живым?

— Боюсь, что нет, — сказала Марина. — А что, есть разница?

Она сказала это на полном серьезе.

ВНЕ ВРЕМЕНИ

…Вот и Сенная.

Площадь, на которой когда-то стоял умопомрачительной красоты храм, снесенный потом безбожниками. С тех пор здесь остались только торговцы. Ларьки, павильоны, закусочные и распивочные испокон веков оскверняли это святое место. И люди… люди ли? Стада и стаи двуногих существ, которых язык не повернется назвать людьми! Бездушные твари, пустые оболочки, не имеющие права жить!..

«Боже, мои ли это мысли?» — пугается человек, хватаясь руками за голову… нет, не хватаясь. Руки ему не подчиняются. В руках — всегдашний портфель, внутри которого нынче лежат совсем не те предметы, к которым он привык. Самодельный нож в деревянных ножнах. Ножовка по металлу — в кожаном чехле. Латексные перчатки. Две связки отмычек. Моток проволоки, черный рабочий халат, тряпка… «Зачем мне все это?» — удивляется человек.

Небо над Сенной — темно-красное с черными кляксами облаков. Кровь мучеников растеклась по Небу.

Ноги несут его в подворотню, что на углу Садовой и Гороховой. Здесь, во дворе-колодце, в одном из подъездов обретается продавщица, торгующая в подвальчике возле гимназии. Возле ЕГО гимназии. Пиво, джин-тоник, сигареты. Основные ее клиенты — подростки. Дети со стеклянными глазами, уверенные, что жестяная банка с разбавленным этиленом — есть пропуск во взрослую жизнь. День за днем она сосет их души… она плохо умрет, ведьма.

На звонок так никто и не отзывается. Одна из отмычек легко справляется с замком. Надев перчатки, человек входит в чужую квартиру — и дальше остается только ждать.

Ждать… чего ждать?

Человек ужасается.

«Это не я!!!» — кричит он. Крик натыкается на одну преграду, на другую — и гаснет, растеряв силу. Картинка с искаженной цветовой гаммой теряет четкость. Сенная площадь, темно-красная подворотня, зеленая кровь на полу чужой квартиры… ничего этого нет.

…Человек в палате один.

Палата больше похожа на железный ящик: без окон, с клепаными стенами. Койка привинчена к полу. Стены стремительно разлетаются, помещение распухает, занимает собою весь мир, и человек вдруг догадывается, что никакой это не ящик, а это… это консервная банка, вздувшаяся от человеческих испражнений! Внутри — червяк, засоленный в собственном поту… И вдруг он догадывается, что подобные озарения посещали его вчера, и позавчера, и много раз до того…

Выхода не существует.

Консервная банка надежно запаяна.

Но что это такое — «вчера», «позавчера»? Нет ответа.

Мне плохо, думает человек. Кто мне поможет?

Нет ответа.

Жив я или не жив?

Нет ответа.

Как же меня зовут… звали… — тщетно пытается вспомнить он…

3

• Предыдущая
• 5/125
• Следующая