|
Оценить:
|
Жесть
- Предыдущая
- 84/125
- Следующая
84
Начал играть…
Пальцы промахивались, с трудом вспоминая, как это делается. Струны сидели высоко, мозоли на подушках пальцев сошли, да и моторика нарушена… Он закрыл глаза, отгораживаясь от тьмы вокруг, впитывая в себя божественную мелодию… И вдруг понял! Понял!
Я родился, сказал он себе. Еще вчера я был мертв… меня не было… вернее, еще не было… а теперь — вот он я.
Я жив.
Франческо Кано́ва да Милано сказал ему об этом…
То, что творилось неподалеку от его убежища, все-таки мешало человеку сосредоточиться. Твари собирались в стаю, чтобы на кого-то напасть… адские твари — на слабого, несчастного… на выпавшего из колыбели ангела… как же явственно он это чувствовал!
Он отложил гитару, взял на всякий случай кухонный нож и поспешил на улицу. Теперь выйти из дому было можно. Ночь дала ему такое право.
…Предательский сбой случился неожиданно.
Палец соскочил. Фальшивая нота. Ослепительная вспышка ярости, секундный провал в памяти…
И вдруг — сразу две струны лопнули. Сами по себе? Нет, конечно. Я их оборвал, сообразил человек, испытав жгучий стыд. Меня нельзя допускать ни до вещей, ни до людей… Хотя, почему?! Это всего лишь гитара!
Я жив, сказал себе человек, значит, я имею право на гнев.
Он забросил гитару на шкаф, даже не подумав вернуть ее в чехол…
Горела керосиновая лампа. Было по-домашнему уютно: бревенчатые стены, проложенные мхом и пенькой, хорошо сохраняли тепло.
Он зачем-то взял нож, который схватил, выбегая на улицу. Вчера, шинкуя овощи, он не обратил внимания, насколько хорошо сделана эта штука; не до того ему было. А теперь увидел — изделие штучной работы, пригодное не только для кухни. Настоящая сталь, качественно заточенная… деревянная рукоятка с упором, лежащая в руке, как младенец во чреве матери… лепесток лезвия — причудливой формы… Красота, подумал человек, все-таки не в содержании, а в форме. Другой вопрос — меняется ли форма, когда лезвие окрашивается кровью? Об этом можно было бы подискуссировать на заседании Клуба…
Не выпуская нож из руки, человек подошел к старенькой кровати, на которой спала спасенная им женщина. Присел на корточки. Дотащить бедолагу до дома оказалось непросто: силы в нем были уже не те, что раньше, увы.
— Вы ведь красивая, — тихо сказал он. — Цветок в пыли… Такое достойное лицо… Почему вы здесь?.. Да и я ведь — здесь…
Она спала очень неспокойно: вздрагивала, иногда стонала или что-то бессвязно бормотала. Мужчина стащил с нее сапоги. Женщина, всхлипнув, повернулась на бок и свернулась калачиком.
Обувь оказалась надета на голые ноги. Заледеневшие пальчики подергивались…
— В какую беду вы попали? — спросил человек, словно всерьез ждал ответ.
Он сбегал в прихожую, принес два ватника и укутал ими свою гостью.
Затем осмотрел сапоги. У одного каблук почти оторвался, каким-то чудом болтался сзади на куске кожи. Очевидно, при движении волочился следом. Как женщина умудрялась передвигаться на такой обуви?
Ничего, поправим…
Зуд накатывал на мозг, как лавина. Надо срочно чем-то заняться, напомнил себе человек. Что сначала — еда или сапог?
Еды немного осталась со вчерашнего, только разогрей. Он разжег примус, поставил сковороду с картошкой… сильно мешал нож в руке, однако никак не удавалось с ним расстаться… и тут же, забыв про сковородку, человек переключился на новое дело — забегал по дому в поисках инструментов. Всего-то нужно было — молоток и небольшого размера гвозди…
Набор орудий труда, необходимых для починки сапога, обнаружился под шкафом — достаточно было выдвинуть плоскую и широкую деревянную коробку. Коробка закрывалась крышкой. Изнутри на крышке висела пила, удерживаемая деревянными скобками.
Человек, отложив нож, взял пилу в руки и долго-долго смотрел на нее.
Потом он оглянулся и посмотрел на спящую женщину…
Четверг, раннее утро. РУЖЬЕ ВЫСТРЕЛИЛО
Приказ был — не спать; они и не спали. Смена должна была прибыть к половине седьмого — с учетом того, что господин Конов обычно уезжал на работу не ранее полвосьмого. Так что к утру, когда рассветное солнце едва окрасило верхушки тополей красным, личный состав «эргастулы» отупел, осовел и растерял боевой задор. Да и замерзли «топальщики» без движения — ночью подморозило. Изморозь лежала на траве, на листьях кустов, на капотах машин…
Короче говоря, хоть вина этих людей в произошедшем не вызывает сомнений, посочувствовать им все же можно.
— Объект! — вдруг всхрапнула рация у всех разом. — «Кепка» вышла!
Господин Конов уже залезал в свое «Вольво». Первым его заметил «эргастул-пятый», который как раз в это время выполз на улицу отлить.
Команда очнулась от дремы.
— В такую рань!
— Еще только шесть, бляха-муха…
— Рань — срань… Хорошая рифма.
— Зачем ему тубус? Истории болезни носить?
— Или бутерброды…
«Вольво» завелась. Три машины, обеспечивающие слежку, — тоже. Некоторое время все стояли, прогревались. Пауза затягивалась…
— Коль встаешь в такую рань, то не кепка ты, а срань, — продекламировал кто-то.
— Ну, ты, Пушкин! Сходи посмотри, что он там делает.
— А чего я? Пусть «пятый» посмотрит.
— По-моему, он тубус раскрыл, — сообщил «пятый» удивленно. — Не пойму… что-то делает… не видно, стекла запотели…
Прошла еще минута.
— Отъезжает! Витек, пропусти. Толян, готовься. Мы тоже пока стоим…
- Предыдущая
- 84/125
- Следующая
