Угроза вторжения

Оглавление

167

— Постоишь. Некогда рассиживаться. — Самвел встал. — Людей я тебе дам. Пусть стерегут Крота, пока он мне не понадобится для разбора. Этого отмороженного, как его? — Самвел щелкнул пальцами.

— Максимова, — подсказал Гаврилов.

— Я беру на себя. Ему, козлу, голову оторвать мало!

— Только не руки, — нервно хихикнул Гаврилов. — Его «пальчики» сейчас больших денег стоят. — Он осекся, сообразив, что зря напомнил о провале.

— Если бы у тебя были такие бабки, ты бы давно лежал с паяльником в заднице. А так, что с тебя брать? — Самвел с презрением сплюнул. — Максимова ты мне отдашь завтра же, понял?

— А как я…

— Завтра!

Голос Самвела, усиленный гулкой пустотой помещения, ударил резко, как кнут. Гаврилов невольно вжал голову в плечи и кивнул, хотя понимал, что в такой темноте Самвел вряд ли это увидит.

Когти Орла

Калитка распахнулась. Максимов отметил, что впервые не услышал мерзкого скрипа проржавевших петель. По согласованию с Гавриловым, сосед-морпех временно замещал Стаса.

— Узнаю флотский порядок, — он пожал цепкую, как клешня, руку морпеха.

— Петли ерунда, а вот в сторожке весь день приборку делал. Это же надо такой бардак развести! — Тот был явно польщен и смущенно улыбнулся, блеснув стальными зубами. — К-хм. С прибытием, значит.

Максимов закрыл за собой калитку, протяжно выдохнув, присел на корточки, прижавшись спиной к столбу.

— У тебя привычка такая, на чужих тачках возвращаться? — Морпех кивнул на ворота, за которыми остался «форд».

— Не подкалывай, Василий. Друзья дали покататься. — Максимов слабо улыбнулся.

На веранде кто-то приподнял занавеску, свет от тусклой лампочки упал на лицо Максимова, и морпех тихо присвистнул.

— Шел бы ты спать, парень. Тачку я сам загоню. Или и эту прикажешь сплавить?

Максимов подумал немного и сказал:

— А можно поставить где-нибудь? Так, чтобы под рукой была.

— Отчего нельзя? Загоню к себе во двор, тентом прикрою — и все дела. Искать же не будут?

— Вряд ли. — Максимов с трудом встал. В темноте блеснули два янтарных огонька и раздалось тяжелое сопение. — Ладно, Конвой, не скромничай. Иди сюда, псина. — Он похлопал себя по бедру, и Конвой с треском выломился из кустарника, уткнулся носом в ладонь и радостно забил хвостом.

— Вот еще что, Максим. — Морпех потянулся к щеколде на калитке, потом, передумав, сунул руку в карман. — Чужие тут крутились.

«Господи, только этого мне не хватало», — подумал Максимов, а так как не полегчало, добавил длинную витиеватую тираду из репертуара начальника разведки 14-й армии, который, к прочим достоинствам, был еще и виртуозным матерщинником.

— Кто? — Он постарался спросить как можно равнодушнее.

— Девчонка. Пигалица такая, но грудь — полный порядок.

Максимов хмыкнул, когда морпех описал своими лапищами кривую, соответствующую линиям тела незнакомки.

— Еще что запомнил?

— Челка у нее вечно на лоб падала. Губки — бантиком. Но умная, по глазам видно.

— Так ты с ней разговаривал?

— Ну! — Морпех сунул в рот папиросу, чиркнул зажигалкой. — Она по улице туда-сюда шастала, все на ваш дом косилась. Я и подрулил с разговором. Говорила, что приехала в гости к Каневским да заблудилась. — Он затянулся так, что огонек сразу же сожрал половину папиросы. — Вот. Только тюльку она мне гнала. Нет здесь никаких Каневских и не было никогда. Я весь поселок в лицо знаю.

— Дальше что? — Максимов потрепал по холке сладострастно заурчавшего пса.

— Она на станцию попрыгала. А я — авоську в руку и вроде как в магазин. — Морпех хитро прищурился. — Там она встретилась с белобрысым сусликом. Дохлый такой, соплей перешибешь, но с гонором, знаешь, такие бывают. — Максимов кивнул. — Вот. Сели в «жигуль», небось, папочка подарил, и поехали.

— И все?

— У салаги этого фотоаппарат был. Длинный такой. Под курткой прятал, да я засек, когда они в машину садились.

— Те-ле-вик, — произнес Максимов по слогам, а мысленно добавил самую любимую тираду начразведки, состоящую из пятнадцати слов, только три из которых можно произносить в приличном обществе. — Кого он щелкал — неизвестно. Но на всякий пожарный… — Он не договорил, потому что, прислушавшись к себе, с ужасом понял, что сил на бессонную ночь уже не осталось. Перетерпеть можно, но тогда в любую секунду может произойти срыв. А малейшая ошибка сейчас, когда события закрутились в адовом водовороте, становилась смертельно опасной.

— Это я обстановку довел, ты же вроде как за старшего здесь. — Морпех почему-то почувствовал себя виноватым. — Ты спать иди, я покараулю. Вон и Конвой гавкнет, если надо.

Максимов молча кивнул, голова была занята другим. Утренний «перехват информации» показался чем-то давним, как яркий сон, оставшийся в памяти с детства. Но он видел эту девчонку, слышал ее имя — Настя — и знал, что она пойдет их искать, непременно пойдет, слишком уж умело программировал ее тот, сидевший рядом на постели.

Морпех понял молчание Максимова по-своему. Затоптал окурок, зачем-то осмотрелся по сторонам и прошептал в самое ухо:

— Только Гавриле не говори. Я ребят из Одинцова высвистал. Троих. Сидят у меня в доме. По два часа каждый будут нести службу с тыла дома. А я у ворот покемарю. Все понял?

Максимов быстро просчитал варианты. Морпех мог врать, Гаврилов после сегодняшней свистопляски вполне мог дать команду усилить охрану. Но появление Насти с Гавриловым никак не связано, в этом Максимов был абсолютно уверен. В дело мощно и коварно вступала некая третья сила. Это было одновременно и хорошо, и плохо. С одной стороны, светила реальная возможность оказаться между молотом и наковальней. С другой, превращая дачу в тюрьму усиленного режима, Гаврилов невольно делал ее крепостью на случай нападения тех, кто послал эту Настю на разведку.