Мы всякую жалость оставим в бою…

• Предыдущая
• 91/141
• Следующая

— Миссис Джеймисон, вы узнаёте меня?

Та переводит свои глаза на мою форму, потом в выцветших от старости глазах загорается светлячок узнавания. Своим скрипучим голосом она произносит:

— Фриц? Ты?

— Я, миссис Джеймисон. Фриц Штейнбаум. Вы про мою семью что-нибудь знаете?

Она на мгновение умолкает, потом вдруг начинает плакать. Сквозь рыдания она говорит…

— Нет у тебя семьи больше, Фриц. Нет. Мэри пошла за продуктами, карточки отоварить. Сегодня утром. Бомба прямо в очередь легла…

Она что-то ещё говорит, но я не слышу. Я медленно бреду прочь. Земля пошатывается у меня под ногами, но я иду. Нет больше никого. Ни жены, ни моего маленького чуда. Всего одна бомба. Одна…

Полковник Всеволод Соколов. Ноябрь 1940. Эстляндия

На дюнах ревут танки. ЛК-13 прошли уже метров на шестьсот вперед, но громоздкие ЛК-7 застряли в песке. Размотанные дорожки из проволочной сетки помогают слабо. А по циферблату секундомера неумолимо бежит стрелка. Ну, обезьяны страховидлые, я вам сегодня на разборе устрою незабываемую встречу с Кузькиной матерью!

— Щаденко, полный вперед! Никольский, связь!

И уже в микрофон!

— Орел! Орел! Я — Утес! Немедленно вернуться и взять по двое «соколов» на буксир! Сокол! Сокол, твою мать! Перестань песок копать! Разложить дополнительный слой дорожек!

В шлемофоне отзываются комбат-два капитан Сенявин — Орел и комбат-три капитан Савчук — Сокол. Одновременно с ними в передачу вклинивается комбат-раз подполковник Рубашевский — Беркут, спешащий отрапортовать, что поставленную задачу выполнил успешно. Я посылаю его на следующий рубеж. Рубашевскому хорошо: в его батальоне тяжелых танков нет и в помине, зато имеется рота плавающих Т-40, которая и выскочила на берег первая и дождалась подхода остальных танков батальона. ЛК-13 по песку идут относительно спокойно, в отличие от Т-34М, которые были у нас сначала. Но у 13-х «Корниловых» гусеницы пошире, потому-то я и вопил в штабе благим матом, пока не получил то, что требовалось… Черт побери, время идет, а четвертый батальон даже не начинал высадку!

— Кречет, Кречет! Я — Утес! К берегу! Аппарели опустить. Орудия — к бою! Приготовиться к отражению возможной контратаки противника!

Десантные суда подходят к берегу. Носовые сходни откинуты, башни ищут цели. Хвала небесам, здесь все в порядке.

На берегу срочно раскатывают рулоны сетки, и, грохоча дизелями, танки Орла начинают буксировку. Медленно, но верно громады седьмых «Корниловых» ползут по пляжу и дюнам.

— Сокол! Веди своих след в след!

Тяжелые танки вылезают на гребни дюн и останавливаются, застыв как несокрушимые форты. Впрочем, если у «томми» не появится чего-нибудь, способного пробить 12 см лобовой брони, то эти форты и впрямь несокрушимы. Кречет начинает высадку. Медленно, медленно…

Последние танки проходят пляж, и полк собирается в три батальонные колонны, прикрытые боевым дозором Рубашевского. Хорошо, учения окончены.

— Учения окончить! Двигатели глуши! Комбаты, ко мне!

Ко мне торопятся четверо офицеров. Наша бригада — четыре батальона, 201 танк. Все батальоны смешанного состава. В первом батальоне рота легких танков и две средних, во втором и четвертом — две роты средних и рота тяжелых, в третьем — рота средних и две роты тяжелых.

— Значит так. Рубашевский — удовлетворительно. Бремер — удовлетворительно. Сенявин и Савчук — плохо, соратники, очень плохо! Вы что, Навуходонсоры необъятные, не соображаете, что «семерки» в песке вязнут? Двенадцатый раз высаживаемся и двенадцатый раз Вы, имбецилы, увязаете в дюнах! Прошу заметить, что это еще нам не оказывают сопротивления. А если бы оказывали? Вы еле-еле уложились в норматив! Почему Рубашевский и Бремер могут перекрыть норматив на двадцать две минуты, а Вы, верблюды беременные, только-только две с половиной минуты отыграли?! В общем так, Савчук: сегодня своим можешь сказать, что если они не научатся быстро и ровно разматывать дорожки, то я Вам, баранам вислозадым, найду службу поспокойнее. Севморпуть охранять. Сенявин, крокодил ты, архиерейский, это и к тебе относится!..

…А вечером, в небольшом чухонском поселке с непривычным для русского уха названием Роослепа, нас раскатывал в блин комкор Горбатов. Комкор — как закон: суров, но справедлив, потому и влетело всем. Мне перепало за то, что моя бригада, хотя и обогнала всех по среднему превышению норматива высадки (двенадцать минут — это Вам не семечки!), но долго возились с выходом тяжелых танков на рубеж. Родимцев схватил свое за то, что его парашютисты слишком медленно собирались воедино после выброски. Полковнику Одинцову досталось за то, что его бригада при высадке умудрилась утопить три бронетранспортера. Правда, по нормам потерь можно утопить по два БТРа на батальон, но кого здесь волнуют нормы?..

Вечером мы сидим в малюсенькой пивной, алюс-баре, как это именуется здесь. После прибытия в Эстляндскую губернию наш корпус изрядно поднял благосостояние местного населения, увеличив потребление водки и пива разиков в двести, а также занеся в эти забытые Богом места привычку употреблять коньяк, вино, икру, шоколад и табачные изделия кроме трубочного табаку.

Удивительно подбираются компании: наша бригада теснее всего сошлась с десантниками Родимцева, Одинцов почему-то выбрал себе в друзья штурмовой полк Моспанова, артиллеристы накоротке сошлись с катерниками и разведкой. Единственным логичным дуэтом в этой пестрой компании оказалась близкая дружба транспортников — авиаторов и флотских. Правда, нужно заметить, что собраться всем вместе в этом алюс-баре просто не представляется возможным. Поэтому, здесь остаются только те, кто пришел первыми и их друзья, остальные могут идти восвояси. В Роослепа имеются еще пара трактиров и маленькая харчевня, нахально присвоившая себе название «ресторация». Но в этих местах стоит никогда не выветривающийся запах жареной рыбы. Нет, салака с брусникой — это вкусно, но каждый день — брр!

• Предыдущая
• 91/141
• Следующая