Монреальский синдром

Оглавление

110

Леклерк покачал головой:

— Думаешь, Шатель такой дурак, что станет открыто нападать на тебя, что он так запросто раскроется? Не побоится, что наши ребята ждут его посланцев у тебя дома?

Шарко заглянул в глаза шефа и друга.

— Я убил человека в Египте, Мартен. В порядке законной самообороны, только этого не докажешь. Они не спускали с меня глаз, все время держали под прицелом, но сорвалось, выиграл все-таки я. Ну а Шателю дал координаты места, где оставил тело. Теперь я у него на крючке, как и он у меня. Это наше соглашение о доверии.

Мартен Леклерк, постояв несколько секунд с разинутым ртом, двинулся к бару, налил себе стакан виски и разом заглотал добрую половину.

— Твою мать…

Долгая пауза.

— Кого? Кого ты там убил?

На глазах Шарко выступили слезы. Почти три десятка лет они знакомы, но как же редко Леклерк видел его в таком состоянии… До чего же сильно сдал, ни кровинки.

— У полицейского, который вел расследование по делу об убийстве трех девушек, был брат. Он продался этим подонкам и убил собственного брата. Меня он тоже едва не прикончил. Но я убил его… случайно.

Лицо Леклерка выражало отвращение, смешанное с яростью.

— Египтяне могут выйти на тебя?

— Для этого надо сначала обнаружить тело. Если тела не найдут, не будет никаких доказательств, что я причастен к смерти Абд эль-Ааля.

Леклерк допил виски, поморщился, вытер рот ладонью. Шарко в помятом пиджаке стоял позади него — сгорбленный, не похожий на самого себя.

— Я готов за все ответить, готов заплатить за все, что сделал, но сначала — помоги мне, Мартен. Ты же мой друг. Очень тебя прошу.

Пропал парень, пропал, он сейчас как боксер в нокауте… Леклерк подошел к стоявшей на полке фотографии: они с женой у парапета океанской набережной. Взял в руки снимок, долго в него вглядывался.

— Я теряю Катю, потому что хотел быть честным до конца. Мне казалось, что дело превыше всего. Но я ошибался. Что она с тобой сотворила, эта лилльская лейтенантша, как ей удалось добиться, чтобы ты так сдал?

— Ты мне поможешь?

Леклерк вздохнул, вынул из ящика коричневый конверт, протянул его Шарко. На конверте было написано: «Начальнику Судебной полиции».

— Подержи мою отставку у себя, пусть полежит пока — заберу, когда все будет позади. И возьми свою фотографию… и все свои слова обратно. Ты не приходил сюда сегодня. Ты мне никогда ничего не говорил.

Шарко взял конверт, сжал тяжелой рукой руку друга:

— Спасибо, Мартен.

Припал к плечу Леклерка, уже не в силах сдержать слез. Леклерк похлопал его по спине:

— Надеюсь, что она хотя бы того стоит…

— Да, да, Мартен, она того стоит!

49

Незнакомец, сидевший рядом с Люси, снял наконец темные очки и положил их вместе с револьвером в бардачок.

— Я ничего плохого вам не сделаю, и простите, что пришлось вести себя… грубовато: мне было нужно, чтобы вы последовали за мной, не поднимая шума.

Люси почувствовала, как ей сразу же стало легче, тело расслабилось. Продолжая внимательно следить за дорогой, она покосилась на собеседника. Глаза у него оказались синие-синие, брови — густые, с сединой.

— Кто вы такой?

— Не отвлекайтесь, ведите машину, потом поговорим.

Мелькали таблички с названиями городов: Тербон, Маскуш, Роудон… Вокруг становилось все менее людно. Прямые дороги казались бесконечными, с обеих сторон шоссе тянулись такие же бесконечные кленовые и хвойные леса. На пути им попалась хорошо если парочка грузовиков, да и легковых автомобилей не больше. Стемнело. Время от времени вдали вспыхивали светящиеся точки, что-то поблескивало — наверное, лодки или другие мелкие суденышки проплывали по реке или озеру.

Они проехали уже сотню километров, когда незнакомец велел ей свернуть на какую-то тропу. В свете фар Люси увидела громадные черные стволы, поднимавшиеся так высоко, что у нее закружилась голова. За последние полчаса по сторонам дороги им попались лишь два или три строения, пригодные для житья, и Люси казалось: ну всё, теперь уже точно всё, дальше — пропасть.

Но внезапно из темноты возник домик в швейцарском стиле. Когда Люси, нервничая, ступила на землю, она услышала мощный гул водного потока. Свежий ветерок растрепал ей волосы. Незнакомец постоял на месте, молча вглядываясь во тьму, казавшуюся здесь еще гуще, чем на дороге, потом подошел к двери, отпер ее и сделал Люси знак войти. Она вошла. Внутри пахло жареной дичью. В глубине комнаты царила старинная чугунная дровяная печь с двумя духовками — такие служили когда-то и для отопления, и для готовки, за стеклянной стеной открывался вид на озеро, лунный свет поблескивал на поверхности воды, в углу стояли удочки, старинный же лук, пилы, какие используют дровосеки, а еще тут были деревянные формы рядом с фигурками из кленового сахара…

Канадец, тяжело дыша, положил на стол оружие, снял куртку, бейсболку, высвободив редкие полуседые волосы, и оказался куда старше и худее, чем выглядел раньше. Такой усталый, потрепанный жизнью человек.

— Только здесь мы и сможем поговорить спокойно.

Его американский акцент куда-то исчез, теперь он говорил с квебекским. И Люси сразу же поняла, что этот голос ей знаком.

— Это же вам я звонила с мобильника Влада Шпильмана, да?

— Да, мне. Меня зовут Филип Ротенберг.

И снова американский акцент. Настоящий хамелеон — в том, что касается голоса!

— А как же…

— Как я вас нашел? Очень просто. У меня есть очень высокопоставленный и очень надежный источник в Главном управлении полиции Квебека, и, как только туда поступил запрос на информацию для ваших коллег и стало известно о вашем приезде, он мне дал об этом знать. Дескать, молодая женщина из французской полиции собирается что-то искать в Монреальском архивном центре. Я тут же вспомнил о нашем телефонном разговоре, ну и… Я знал, когда вы прилетите, знал, где остановитесь. И следил за вами со вчерашнего дня. И понял, что вам можно доверять.