Теплая птица: Постапокалипсис нашего времени

• Предыдущая
• 69/106
• Следующая

69

— Ты хочешь, чтобы я стал стрелком, Христо?

— Не я, а мы, Андрей. Мы хотим, чтобы ты сыграл в стрелка.

Христо взял в руки карандаш, завертел в тонких пальцах.

— Но почему ты не пошлешь Киркорова или Снегиря?

— Они уже были, — вздохнул возрожденец. — Но —не прошли испытания. Андрей, я не намерен скрывать от тебя правду. Помнишь, я сказал, что Снегирь потерял руку по пьянке?

Я кивнул.

— Это была шутка. Просто, как я уже сказал, он не прошел испытания. Как и Киркоров.

Мне вспомнилась одноглазая рожа Киркорова, блестящий значок на его груди. Там, в Кремле-2, этот значок сверкнул в свете костра, когда его обладатель подглядывал за мной и Мариной, истекая похотливой слюной. Гнида! Я совсем не удивлен, что этот слабак облажался на испытании.

— Что такое рождество? — спросил я.

Христо бросил карандаш на стол и откинулся на спинку кресла. Мне из-за стола стала видна только вихрастая макушка.

— О, рождество! — в его голосе явно проскальзывало облегчение, как после тяжелой работы, — Рождество —это религиозный праздник бывших, связанный с появлением на свет некоего Спасителя. Со Спасителем связана сложная и противоречивая история, о которой тебе больше рассказали бы иссуиты. Мы, возрожденцы, относимся к ней с недоверием.

— Ближе к делу. Когда это?

Христо распрямился, и, глядя мне прямо в глаза, отчеканил:

— Через неделю, Андрей.

8. Опасный товар

В келье Марины было темно.

— Андрей, ты?

— Я.

— Постой, свечу зажгу.

Чиркнула зажигалка. Лицо Марины было тревожным. Отчего-то сейчас, в сумерках, ее до мельчайших подробностей знакомое лицо показалось мне … нет, не некрасивым, а просто усталым. Круги под глазами, уголки губ опущены, волосы растрепаны. Марина выглядела беззащитной и слабой, как запуганный зверек.

«Трое ублюдков из ОСОБи изнасиловали ее…» —чугунными буквами легли на меня слова Христо. Я скрипнул зубами.

— Ты чего, Андрей?

— Ничего.

Я обнял Марину, поцеловал холодноватые губы.

— Что тебе сказал Христо? — спросила она.

— Он хочет, чтоб я стал стрелком.

— И ты?

— Согласился.

Я думал: Марина обрадуется, но в ее глазах не отразилось ничего, кроме страха. Снегирь без руки, Киркоров без глаза… Она боится за меня…

— Марина, я пройду испытание.

Девушка высвободилась из объятий.

— Андрей, я поняла, — ее голос сорвался. — Поняла, что это все —не мое.

— Что не твое?

— Возрожденцы, Москва, вообще —этот мир. Это не мой мир, Андрей! Мой мир —это ты. Я уже ничего не хочу, просто —быть с тобой, любить тебя.

Ее голос дрожал, пламя свечи колыхалось.

— Давай уйдем, Андрей. Уйдем в Джунгли.

У меня в голове все смешалось. Я не мог понять эту женщину. Она привела меня сюда, познакомила с Христо, по сути дела —сделала возрожденцем, а теперь … Быть может, еще совсем недавно такой поворот событий обрадовал бы меня, но теперь я не мог уйти из резервации. Я должен убить Лорд-мэра, и убью во что бы то ни стало.

— Что ты такое говоришь? — схватил я Марину за руку.

— Ты прав, прав, Андрей, — она тихо плакала. — Я —предательница, но ничего не могу с собой поделать.

— Ты не предательница, — я поцеловал рыжую макушку. — Я пройду испытания, Марина. Пройду, какими бы они ни были.

Неделя началась с ледяного дождя. С неба лила вода, и прямо на глазах превращалась в лед. Обледенели щербатые развалины кремлевской стены, Василия Блаженного, ГУМа, Исторического музея, сугробы сковала корка, которую трудно пробить даже подошвой «гриндера». Возрожденцы сидели по кельям, как мыши, лишь изредка выходя наружу. За весь день мы с Мариной хорошо если перекинулись парой ничего не значащих фраз. Девушка была задумчива и немного грустна, я не лез к ней с разговорами. О чем говорить, когда все решено?

Вечером к нам в келью заглянул Снегирь. Я перехватил взгляд Марины, брошенный на обрубок его правой руки.

— Что, скучаете?

Он негромко засмеялся, протягивая Марине наполненный чем-то мешок.

— Христо приказал удвоить вам пайки, — вздохнул он. — Неэкономный человек наш учитель…

Я с удовольствием отметил, как в глазах Марины загорелась веселая искорка.

— Да, и еще. Христо хочет, чтобы мы, Андрей, отправились завтра на барахолку.

— На барахолку?

— Ну да. Выходим утром. Чтоб —как штык.

Он вышел, плотно затворив за собой дверь. Колыхнувшись, потухло пламя свечи.

— И Киркоров с нами? — удивился я, с неудовольствием разглядывая стоящую поодаль неуклюжую, закутанную в плащ фигуру со значком на груди.

— С нами, — отозвался Снегирь, протягивая мне рюкзак.

Я поскользнулся на ледяной корке.

— Осторожнее, олух! — побелел Снегирь.

— Что там?

— Взрывчатка.

Я осторожно просунул руку в лямку рюкзака и набросил его на плечо.

— Ну, с богом, — сказал Снегирь. — Пошагали, Киркоров!

Мы двинулись через площадь в сторону развалин Исторического музея. Я и Снегирь шли рядом, Киркоров держался на расстоянии. Идти по ледяной корке было тяжело. Я знал, что на плече висит взрывчатка.

Свернув налево, мы недолго проследовали вдоль кремлевской стены с робко торчащими красными пеньками.

— Стоять, братва!

Снегирь замер, осмотрелся по сторонам.

— Сюда!

В обледенелом сугробе темнела дыра. Киркоров первым скользнул в нее. Где-то внизу ударились о камень подошвы ботинок.

Я собрался было прыгнуть следом, но Снегирь схватил меня за руку.

3

• Предыдущая
• 69/106
• Следующая