Дай умереть другим

• Предыдущая
• 28/110
• Следующая

Когда до бетонных плит осталось всего ничего, Громов погасил фары. В темноте было гораздо трудней вписаться в узкую расщелину, но зато водитель «уазика» не мог видеть, какое препятствие поджидает его впереди.

– Э! Э! – завопил Костечкин, обнаружив, что «Жигули» мчатся прямо на шершавые плиты, вынырнувшие из темноты перед капотом.

Подскочив на ухабе, автомобиль буквально пролетел между прямоугольными глыбами, не зацепив ни одну из них. Трюк, неосуществимый для более широкого «уазика». Вклинившись в узкий проезд, он ударился о бетон сразу обоими бортами, произведя при этом такой оглушительный грохот, словно его остановил артиллерийский снаряд.

Оба милиционера, сидевшие на передних сиденьях, синхронно нырнули вперед, но к тому моменту, когда они пробили лобовое стекло и кубарем покатились по асфальту, их уже невозможно было разглядеть в зеркало заднего обзора.

– Ну ты дал! – восхищенно произнес Костечкин после пяти минут ошеломленного молчания. Голос у него звенел от пережитого напряжения.

На протяжении остального времени, пока Громов искал укромное местечко для «семерки» и цеплял на нее номера, Костечкин все крякал и качал головой. Лишь когда они зашагали через смежные дворы обратно, настороженно вглядываясь в темноту, Костечкин вновь подал голос.

– Я думал, нам кранты, – признался он. – Даже молитву про себя читать начал.

– А я нет, – откликнулся Громов. – В таких ситуациях лучше не отвлекаться на всякую ерунду.

– Какая же это ерунда, если молитва?

– Слова, они всегда остаются только словами. Бывают очень правильные, очень красивые слова, но когда наступает время действовать, толку от них никакого.

Так и не придумав, что на это возразить, Костечкин остервенело шмыгнул носом.

Глава 6
В семье не без урода

1

В телевизоре, как всегда, воевали. Маленькие мужские фигурки бежали куда-то, постреливая из автоматов. Озвучивавший события диктор вставлял в каждую вторую фразу выражение «международный терроризм». Набившее оскомину, оно звучало абсолютно обыденно, привычно. Словно «правильное пиво». Или «чудо-йогурт». Воюющие человечки воспринимались как персонажи мультфильма.

– Чечня? – полюбопытствовал Алан, вернувшийся из кухни с подносом.

– Кажется, Афган, – безразлично отозвалась Ленка. Съежившись, она сидела на диване, обхватив поднятые колени обеими руками.

– Ты что, замерзла? – удивился Алан. – Топят же вовсю.

Он взял с подноса бутерброд с сыром, повертел его так и сяк, примерился и отхватил зубами сразу треть. Ленка взглянула на него, на часы, а потом вновь уставилась в телевизор. Ей не хотелось объяснять, что никакие батареи парового отопления не способны согреть ее, пока Анечка не вернется домой, целая и невредимая.

– Фефе не нафоело фмотреть эту фюфь? – спросил Алан, устроившийся с подносом прямо перед экраном, на ковре.

– Ты не отвлекайся, а жуй, – попросила его Ленка. – Нет никакой необходимости разговаривать с набитым ртом.

– Так чушь же, – раздраженно сказал Алан, кивнув на телевизор. – Маразм какой-то. Каждый день одно и то же. – Он отправил пережеванное в пищевод, но голос его все еще звучал сдавленно.

Ленка пожала плечами:

– Переключи на другой канал. Мне без разницы, что смотреть.

– Это-то и плохо. Нужно выбирать только по-настоящему интересные программы, а на остальные не тратить времени.

Вооружившись дистанционным пультом, Алан помигал экраном и остановился на ток-шоу для домохозяек. Ведущая шастала между зрителями и совала им под нос микрофон, чтобы отдернуть его на середине предложения и предложить высказаться кому-нибудь другому. Стремясь выглядеть заинтересованной, она поминутно округляла глаза и приоткрывала ярко накрашенные губы.

Не сводя с нее взгляда, Алан занялся вторым бутербродом, на этот раз с паштетом.

– А все-таки не следовало слепо полагаться на твоего отца, – произнес он, не оборачиваясь.

Затылок у него был тщательно подбрит. Настолько тщательно, что Ленку так и подмывало врезать по нему чем-нибудь увесистым. Например, одной из деревянных поделок, которыми супруг увешал все стены в квартире. Ее глаза машинально наткнулись на самый корявый экземпляр коллекции – суковатого оленя.

– На кого же нам следовало полагаться? – спросила она. – Уж не на тебя ли?

Алан обернулся, чтобы смерить ее долгим взглядом, и фыркнул, выпустив изо рта несколько мелких крошек.

– Каждый должен заниматься тем, что он умеет делать. К примеру, я не создан для танцев, а потому не стремлюсь в балетную труппу. Понимаешь, что я имею в виду?

– Балет и спасение дочери, – сказала Ленка, – абсолютно разные вещи. Ты, милый, сравнил кол с пальцем.

– Очень остроумно. – Алан снова отвернулся. – Вот только когда твой отец придет и начнет беспомощно разводить руками, тебе будет не до смеха. – Помолчав, он добавил: – Милая.

– Мой отец никогда не разводит руками.

– Да? – Расправившись с бутербродами, Алан забросил в рот брикетик розовой пастилы и отхлебнул чай из огромной фаянсовой кружки.

– Да! – крикнула Ленка, которой стало невмоготу сидеть на диване. Обхватив себя руками за плечи, она забегала по комнате.

Дверной звонок застиг ее врасплох, как внезапный выстрел. Пошатнувшись, она застыла, не в силах сделать ни одного шага по направлению к прихожей. Какое известие ее ожидало? Узнать правду было еще страшнее, чем находиться в неведении.

Открывать пошел Алан. Когда в квартиру вошел отец, сопровождаемый невероятно бледным молодым человеком, Ленка попыталась заговорить, но сумела спросить одними лишь глазами:

• Предыдущая
• 28/110
• Следующая