Пари с будущим

Оглавление

Руська предложил пойти к их столику в баре, Ленка оживилась и легко приняла приглашение. Он развернулся, чтобы взять ее под ручку, но тут в него неловко врезался проходящий мимо тип со стрижкой-полубокс и характерной для жлобов физиономией. Уже и без того чем-то раздраженный, тип злобно глянул на источник преткновения.

— Извини, братан! — сказал Аникин, прикладывая ладонь к груди. — Не нарочно!

Хотя вообще-то извиняться должен был этот австралопитек. Для таких «извини» равносильно прогибу.

Проурчав себе под нос что-то вроде «живи пока» — Руська не услышал, услышал стоявший за ними я — жлоб отправился восвояси, пробивая себе дорогу среди танцующих и даже не допуская мысли, что танцпол можно было бы обойти «посуху».

Ленка, кажется, этого инцидента не заметила, а я на всякий случай пронаблюдал, где зависает с дружками австралопитек. Таких всегда нужно держать на заметке, чтобы потом не было неприятных сюрпризов. Дворовый негласный закон, о котором Руська почему-то, кажется, забыл. Но ему простительно — он изрядно навеселе.

— Твоя девушка? — чуть приотстав от Ленки, спросил он: я все так же шел замыкающим.

— Нет. Жена друга. Вернее, вдова.

— Да ты чё? Я его знал?

— Вряд ли, он учился в старших классах. Степа Еремеев.

— А, ну да, не знал такого. А она клёвая… Попка такая, ножки, все при ней! Ты только не подумай чего, я в эстетическом смысле!

Говоря о попках-ножках, он делал движения, обрисовывающие грудь, которой у него, естественно, не наблюдалось. Конечно, исключительно в эстетическом! Так и запишем: Аникин говорит о женщинах только в эстетических смыслах!

Сисадмин Вольдемар

Столики в баре были сдвинуты между собой, и за ними гуляло человек двадцать мужиков разного возраста, но примерно одной кондиции.

— Это все журналисты? — уточнил я, обнаруживая три-четыре знакомые рожи, которые я где-то когда-то уже видел в компании Аникина.

— Да нет, не все. Тоже в редакции работают.

Здесь было куда тише, чем в зале. При желании можно было даже общаться, не слишком напрягая голосовые связки. Но, оглядев присутствующих, я сделал вывод, что общаться с ними мне хочется не слишком.

Увидев Ленку, мужики приосанились, со всех сторон в ее адрес полетели комплименты и предложения занять то или иное место за столом, в результате чего ей пришлось бы расклонироваться на двадцать Ленок.

— Пошли все вон, она с Дэном! — пресек их поползновения Руська, картинным жестом отбрасывая рукой чуб, нависший надо лбом.

Все вроде успокоились, но стоило нам сесть, самые ближние товарищи стали наперебой ухаживать за Ленкой с вопросами-цитатами из бедного Булгакова. Да-да, с теми самыми — о предпочтениях потребления вина в зависимости от времени суток. Несчастный классик, тебя задергали!

— Литераторы хреновы! — тут же, словно прочитав мои мысли, сообщил Руська, наливая себе что-то из красивой большой бутылки с незнакомой этикеткой не на русском и даже не на английском. — Да расслабься, Стрелец, они все импотенты. Ленка твоя с подружками будет в большей опасности, чем с этими алконавтами. Ты-то как? Молодец, кстати, что все-таки пришел! Такими мероприятиями манкировать нельзя! — он снова съездил мне со всей дури между лопаток.

— Да, насчет мероприятия. Как тебя угораздило? Ты же пари держал, что до сорока — ни-ни!

Руська помрачнел:

— Давай-ка дербалызнем, — буркнул он и еще до того как я поднял свой бокал, стукнул о него краем своего, а затем немедленно осушил. Тут же лицо его прояснилось, и он перевел все в шутку: — Это, помнишь, как герой Буркова в «Иронии судьбы» все время: я не пьянею, я не пьянею? Так и моя… будущая… «Я не залетаю, я не залетаю!»

Я не сдержался. Хотел сдержаться, но не смог. Хохотал так, что Руська, кажется, снова разозлился. Вот как выглядит охота на охотника, однако!

— Хорош ржать! — наконец выдал он. — Ты, знаешь, тоже не застрахованный!

— Да и ладно, я-то зароков не давал, крест во все пузо не рисовал. Как хоть невесту зовут?

Руська закатил глаза:

— Ты не поверишь! Людка.

Меня снова прибило на смех. Приятель выглядел так, будто мечтал о прилете карлы Черномора. Ну или на худой конец — о притязаниях на руку и сердце невесты каких-нибудь фарлафов-рогдаев-ратмиров.

Ленка, кажется, немного скучала. Ей подсел на уши один из Руськиных импотентов-литераторов — наверное, вещал об упадке русской культуры на просторах «Неоновой барракуды», или о чем там они всегда начинают вещать, когда кто-нибудь хоть на секунду по ошибке проявит интерес к их речам? Делая вид, что внимательно его слушает, Ленка меланхолично похрумкивала чипсами, в обилии рассыпанными по столу. Это была единственная закуска к спиртному. Ну, мальчишник же!

Пока я отвлекся на нее, к Руське с другой стороны от меня подошел какой-то нелепый парень в застиранной клетчатой рубашке, надетой поверх футболки, и в джинсах, тоже настолько затасканных, что выглядел он бомжем. Хорошо хоть от него не несло. Одутловатое лицо, скрывающее возраст: он мог быть и нашим ровесником, и сорокалетним дядей, — обросло рыжеватыми волосами, и эту растительность очень трудно было квалифицировать как бороду и усы, уж слишком редкой она была. Сальные, того же цвета, что и на лице, волосенки, забранные в хвостик на макушке розовой девчачьей резиночкой, густотой тоже не отличались. Те, что из резиночки выскочили, топорщились над ушами, а при ближайшем рассмотрении было видно, что ссыпавшаяся с них перхоть ровным слоем покрывала воротник и сутулые плечи. Интересно, и кто же может позволить себе ходить по солидной фирме эдакой образиной? Не иначе как это у них самый-самый главный шеф?