Из золотых полей

Оглавление

145

— А что такое гомосексуализм? — спросила Чесс.

Джеймс, отведя глаза, объяснил.

— И за это они посадили Оскара в тюрьму? Но они же не имели никакого права! То, что он делал, было его личным делом. Он никому не причинял вреда. Или он заставил того, другого мужчину, силой?

— Вовсе нет. Похоже, тот даже гордился этой связью. Он написал стихотворение, в котором были такие слова: «Я — та любовь, которая не смеет назвать себя».

— Бедный Оскар! Ему можно чем-нибудь помочь?

— Ничем. Друзья предостерегали его от возбуждения дела в суде. Когда он проиграл, они предложили помочь ему уехать из Англии. Но он не желал никого слушать и дал своему любовнику погубить себя.

Чесс подумала о Нэйтене и о себе, о том, что было бы, если бы Рэндал тогда попросил ее остаться. Она могла бы зачеркнуть свой брак, может быть, даже расстаться с Гасси, так безгранична была его власть над ней.

— Иногда любовь бывает страшной штукой, — тихо проговорила она.

— Святая правда! — с жаром согласился Джеймс.

Чесс впервые задалась вопросом: а есть ли любовное увлечение у самого Джеймса? Прежде она всегда полагала, что таких увлечений у него нет, потому что его ни разу не видели с девушкой. Теперь, узнав, что бывает любовь и другого рода, она подумала, что у него, быть может, есть любовник-мужчина. Если есть, то это наверняка опасно. Бедный Оскар и — если ее догадка верна — бедный Джеймс. Несправедливо принимать законы, причиняющие зло людям, которые никому не делают ничего дурного.

— Джеймс, почему существуют такие законы?

— Мир карает любого, кто отличается от большинства, — ответил он печально и убежденно.

— Приходите в воскресенье к нам на обед, Джеймс. Я решила, что хватит мне мучиться на воскресных обедах в доме моей свекрови.

* * *

Чесс написала Оскару письмо, полное горячей симпатии. Он ей не ответил, и она так и не узнала, получил он ее послание или нет.

* * *

Проходили дни, недели, месяцы, медленно и безмолвно стирая боль от горестей и память о минувшем. Когда в октябре Чесс и Нэйт приехали на ярмарку штата, гастролировавшая в оперном театре Роли драматическая труппа из Нью-Йорка представляла инсценировку «Трилби». Они сходили на спектакль, посмотрели его с удовольствием и обсудили пьесу в отеле за ужином. Чесс смогла рассказать о своей встрече с Джорджем дю Морье в доме Оскара Уайльда, не расстраиваясь при этом от мыслей о том, что случилось с Оскаром. И ей было хорошо с Нэйтеном. Почти так же хорошо, как до появления Лили.

Ей казалось, что Рэндал Стэндиш тоже утратил свою власть над ней, ту власть, которая делала ее несчастной. «Он был моим Свенгали, — сказала она себе, — но он не сумел превратить меня в великую певицу». Позже она высказала эту мысль Эдит, и они обе расхохотались. Это помогло.

* * *

7 ноября семейство Вандербильтов опять порадовало весь мир, устроив пышный спектакль, о котором еще много дней писали в газетах и журналах. Чесс немедля хватала каждый новый номер, едва только его доставляли. Погода стояла омерзительная: холод, непрестанные дожди и ветры. Как приятно сидеть в такое время у камина, завернувшись от сквозняков в шотландскую шаль, и перелистывать страницы, упиваясь описаниями свадьбы Консуэло Вандербильт с герцогом Марлборо.

Большинство статей были восторженными и льстивыми. В них говорилось о красоте восемнадцатилетней невесты, о благородном происхождении герцога и фантастическом великолепии его родового гнезда, замка Бленхейм.

Были и недоброжелательные заметки. В них всячески обыгрывался скандал, вызванный недавним бракоразводным процессом между родителями невесты, высмеивалась серенькая внешность жениха и его ничем не примечательная биография.

Некоторые газеты и журналы были настроены откровенно ядовито. В них пересказывались условия брачного контракта, согласно которым для герцога Марлборо учреждался фонд доверительной собственности в два с половиной миллиона долларов, из которого тот должен был получать пожизненный доход. Сверх того герцогу и его жене должно было выплачиваться ежегодное денежное содержание: по 100 000 долларов каждому.

«Нью-Йорк уорлд» заняла целую полосу фотографиями двадцати семи герцогов Англии. Неженатые были обведены кружками.

«ВНИМАНИЮ АМЕРИКАНСКИХ НАСЛЕДНИЦ, — возвещал заголовок. — СКОЛЬКО ДАДИТЕ?»

Чесс больше всего нравились описания самой свадьбы, устроенной с таким восхитительным, типично ван-Дербильтовским размахом. На ней всего было слишком много. В каждом газетном сообщении содержались новые детали празднества, и Чесс бегло просматривала текст, пока не доходила до не попадавшегося ей ранее описания какого-нибудь эффектного свадебного подарка или кружев на белье в приданом невесты.

Через три дня после свадьбы интерес к этому событию начал иссякать. В этот день только четыре газеты поместили статьи о нем на первых полосах.

«НЕВЕСТА НА ЧЕТВЕРТЬ ЧАСА ОПОЗДАЛА НА СОБСТВЕННУЮ СВАДЬБУ», — извещала ричмондская «Диспэтч».

Чесс устроилась поудобнее среди подушек своего кресла и начала читать.

«…Пятьдесят полицейских сдерживали двухтысячную толпу, собравшуюся перед дворцом Вандербильтов… триста полицейских поддерживали порядок в толпе перед церковью… внутри церковь была убрана цветами от пола до купола… заказы сделаны в восьмидесяти цветочных магазинах… свадебные подарки, включающие жемчужное ожерелье, которое когда-то принадлежало русской императрице Екатерине Великой… бриллиантовую тиару… золотую дамскую сумочку, украшенную бриллиантами… бриллиантовый пояс… десятки бриллиантовых брошей… браслетов… подвесок… платье невесты было расшито жемчугом… шесть подружек невесты… две девочки, держащие букеты цветов во время брачного обряда… ковер из лепестков роз… оркестр из пятидесяти инструментов… хор из шестидесяти голосов… церковные скамьи заполнены сливками общества… губернатор штата Нью-Йорк… британский посол… американский посол при дворе Ее величества…»