Судьба-Полынь Книга I

Оглавление

124

Он встал, отогнал от стены еле шевелящихся пленников и сорвал еще один пласт мха. Снова напоил Ильгара.

— Этот пучок оставь себе. Собирай им воду и пей — она сочится сквозь кладку… Сам-то как оказался здесь?

— Тоже привел отряд, — Ильгар почувствовал себя лучше. — Но сглупил, и угодил в лапы к этим… Кто они такие?

— Болотный народ, поклоняющийся Черным богам. Крепись. Сбежать отсюда невозможно.

Вскоре Дарующего увели. Ильгар даже имени не успел его узнать.

Пленников поили горячим рыбным отваром с кусочками грибов, иногда давали лепешки из водорослей, чтобы поддерживать силы истязаемых. Но желудок отказывался принимать даже воду.

Тело десятника превратилось в холст для порезов и ссадин; хранило следы раскаленных щипцов и плетей. Слуги твари собирали капли крови в глиняные крохотные сосуды и прятали в деревянном сундучке.

Время измерялось болью.

Но каждое утро Ильгар просыпался отдохнувшим и почти невредимым, хотя кожу покрывали еще не до конца зажившие рубцы. Зрение вернулось; сломанные кости срослись, пусть и неправильно, отчего пальцы плохо слушались хозяина. Все это удивляло, но черноволосая знала ответ на загадку…

— Шевелись! — богиня встряхнула его за плечи, не дав потерять сознание. — Терпи, человек. Сдюжишь, — она почти прильнула губами к его губам, говорила горячо и страстно. Змеиные зрачки смотрели с надеждой. — Иди за мной! Игла — мощнейший артефакт. Он способен излечить даже смертельные раны. Но, как и многому, Андере нашел ей иное применение.

Ильгар пошел. Обнаженный, покрытый шрамами и сочащимися кровью и гноем порезами. Как живой мертвец, поднятый из могилы колдовством. Черноволосая вела его долго, пока не спустились так глубоко, что вместо глиняных плит на полу была лишь утрамбованная земля, покрытая грязной водой. С потолка свисали поросли лозы и корни.

— Еще ниже все затоплено до потолка, — пояснила женщина, подводя еле живого человека к пролому в стене. — Когда-то я жила здесь. Пряталась от солнечного света и играла на свирели! То были счастливые времена, времена покоя. Я на многое готова пойти, лишь бы сохранить мир в топях!

Она втолкнула Ильгара в темноту и нырнула следом.

— Но Андере хочет другого. Андере жаждет властвовать не только над болотами, но и над всей Ваярией. Он глуп, силен и не слушает никого, кроме братца. А тот не многим умнее… Они всех нас втравят в битву, из которой победителями не выйти никому.

Теперь вода достигала пояса. Повсюду сновали змеи, саламандры и прочая мелкая нечисть. Все они расступались перед черноволосой.

— Я не дам ему сделать это. И ты мне поможешь, человек.

Она провела его анфиладой подтопленных коридоров. Некоторые из них хранили на стенах и сводах щербатые мозаичные картины; встречались изрезанные трещинами скульптуры, алебастровые арки и черепки разбитых ваз с облупленной глазурью. Некогда здесь находился настоящий дворец. Вполне возможно, пирамиды из глины надстроены над руинами чего-то древнего и загадочного.

— Куда мы? — вновь разлепил спекшиеся губы десятник. Он уже перестал шарахаться от громадных пиявок и змей. Просто шел, вспенивая воду, за своей спасительницей.

— Хочу слегка увеличить наши шансы на успех.

То была старая оружейная комната. Вернее даже — палата. Потому что столько железа, собранного в одном месте Ильгар еще не видывал. Алебарды и палицы, гвизармы и рогатины, боевые когти и мечи, метательные ножи и топорики — все кучами громоздилось в грязи.

Время и влага — худшие враги оружия. Даже воздух казался ржавым на вкус.

— Много всего, — вздохнула черноволосая. — Выбирай, что по руке.

Ильгар перерыл горы железа. Из пригодного для боя здесь остались лишь медные молоты. Но они были тяжеленными, долго с таким оружием не продержишься — сил не хватит. Поэтому десятник выбрал простенькую булаву и более-менее острый нож.

Затем направился туда, где догнивали доспехи. В основном — из меха и кожи, хотя и проржавевшие кольчуги встречались. Нашел толстый нарукавник с усиленной перчаткой и чудом уцелевшей шнуровкой. Вместо щита на больную руку сгодится.

— Помоги, — он, кривясь от боли, надел нарукавник. Место, куда вогнали иглу, казалось одним громадным кровоподтеком. Пока черноволосая возилась со шнуровкой, спросил: — Как тебя зовут?

— Эланде. Если переводить на ваше наречие: «Омут-в-котором-живет-музыка».

— Красиво.

— Лживо. Когда музыка предназначена только для ушей музыканта — это кара.

Она замолчала.

Иногда коридоры разветвлялись, переходили в громадные залы и помещения поменьше. Попадались и лестницы, что уходили либо под воду, либо, закладывая виражи, куда-то вверх. Вид подобного строения поражал. Ильгар и представить не мог, что в топях могло быть нечто столь величественное.

Вскоре они выбрались к короткому мосту, сложенному из серых гранитных глыб.

— Откуда здесь столько гранита? — спросил десятник. — Кирпичи, мозаики и статуи? Кругом ведь только гнилая вода.

— С древних времен, — ответила Эланде. — Коридорам и залам три тысячи лет, если тебе интересно. Мост выстроен еще раньше, теми, о ком тебе знать не следует, человек. Когда-то по обе стороны провала, через который он переброшен, находились посты стражей. Колдунов. Последний из них умер много сотен лет назад…

Десятник перегнулся через борт. В бездне клубилась мгла — живая, беспокойная.

— Идем. Не стоит здесь задерживаться. В темноте обитает много такого, с чем лучше не сталкиваться смертным. Да и редкий бог не убоится той встречи… Не стоило нам селиться здесь. Мы изменились.