Судьба-Полынь Книга I

Оглавление

Десятник всмотрелся в лицо матери Дана.

Изможденное и обсыпанное веснушками, но с правильными, тонкими чертами. Наверное, красивой женщиной была, но близкая смерть наложила отпечаток. Потрескавшиеся губы мелко дрожали, вместо слов из горла вылетало бессвязное бормотание, щеки и лоб обожгло солнце.

Телега с плеском преодолевала брод, небо сверкало звездным серебром.

До Ильгара долетел смех.

Черноволосая стояла в густой тени, падающей от убежища, держа в руке свирель.

— И во мне есть свет, Человек-С-Печатью!

Черноволосая сдержала слово.

Утро застало странников не выспавшимися, мрачными, зато в своем уме. Это обнадеживало, хотелось верить, что жители Оврага все-таки вернутся домой.

Три дня они пробирались по разъезженной тропе, останавливаясь затемно и выставляя в караулы по четыре человека.

Колея, поросшая молодым кустарником, тянулась между рядами дубов и вязов бесконечно долго. Иногда спускалась в низины, дважды забирала круто вверх. Земля очистилась от глины, стала жирной и мягкой, кое-где на поверхности проступали широкие лужи. Телега застревала в них, но воины легко освобождали ее из вязкого плена.

Мать Дана металась в бреду, подолгу лежала без сознания, а когда приходила в себя, бормотала нечто бессвязное.

Ильгара поражало, что женщина все еще жива. Она была истощенной и слабой. Тагль проводила рядом дни и ночи, но все ее припарки, травы и лечебные дымы не помогали, хотя жрецы Армии славились врачеванием. Десятник уповал лишь на то, что эйатры, когда догонят отряд, поделятся запасами своих чудодейственных трав.

Дан был вялым. Однако не отходил от телеги ни на шаг, докучал жрице вопросами. Дарующий держался в стороне, всем своим видом выражая презрение к окружающим. Словно спутники измарались в нечистотах. Договор с черноволосой называл позором, притом тактично умалчивал, что благодаря этому «позору» избежал участи несчастных селян. Ильгар плевать хотел на упреки. Отряд шел к цели, вполне возможно, что жители Оврага уцелеют, а о большем и мечтать не приходилось.

— Чертов индюк, — бурчал Дядька, зажав в зубах трубку. Леса вокруг считались безжизненными, так что можно было не бояться привлечь возможных врагов запахом табака. — Рожу кривит, будто мы его уксусом поим…

— Помолчи, — осадил ветерана Ильгар. — Темнокожий пес услышит. Хочешь получить десяток палок за оскорбление старшего?

— Упаси Сеятель!

— Может, пойти и доложить? — задумчиво проговорил Тафель. — А что — интересно посмотреть, как нашего старого пенька по горбу хлестать будут! Больно важный в последнее время сделался…

— Заткнись, — ответил Дядька беззлобно. — Давно пора лишить тебя чарки вина перед сном. Ты ж не воин теперь, а погонщик мулов и отважный страж телеги.

— Ничего-ничего, — насупился лучник, — рука заживет — я тебе тупой стрелой в задницу выстрелю в разгар битвы. Будешь знать.

— Лучше острой стреляй, чтобы наверняка. Иначе я тебе весь колчан запихаю туда, где мозги прячешь…

Настроение у воинов заметно улучшилось. Половина пути пройдена, скоро они переберутся через тонкий клин леса и окажутся у русла Нарью. По спокойной реке можно сплавиться на плотах, благо приречные поселения заключили союз с Армией еще девять лет назад.

К вечеру четвертого дня их нагнали эйтары.

Эльм мрачно выслушал рассказ о встрече с тварью. Покачал головой.

— Нельзя доверять таким созданиям. Они — зло. И вы совершаете зло, идя у них на поводу.

— А что было делать? — пробурчал Ильгар. — Не думаю, что даже навались мы все вместе, нам удалось бы прикончить ее.

— Она — ошибка тех, кто создал Ваярию. И существа, подобные ей, могущественнее иных богов… или демонов, как называете их вы.

Крапивка сорвал крохотный придорожный цветок воробейника и колючий стебель осота. Протянул оба растения Ильгару.

— Вот. Не могу сказать точнее. Если подумаешь, как следует, все поймешь сам.

Развернулся и ушел, оставив десятника недоуменно разглядывать цветок и сорняк.

Еще день они пробирались вдоль поплотневшей стены из дубов. Старых, обомшелых, в наплывах коры. В тени исполинов было прохладно, редкие лучики солнца пробивались сквозь густую листву. Дичи хватало, каждый вечер Партлин стряпал жаркое или густые каши на сале. Немного пришедший в себя Ковыль показал, как коптить мясо, перекладывая его листьями лопуха.

К вечеру небо затянуло хмарью, прошел холодный летний дождь. Где-то вдали громыхало, небо расчерчивали сине-красные всполохи. Шатер из переплетенных ветвей вновь защитил путников. Ильгар с облегчением наблюдал, как ветер уносит тучи. Неужели теперь до конца дней будет бояться ливней и гроз?

Эйтары отпаивали Варлану, мать Дана, маслянистыми, резко пахнущими эликсирами. Эльм обмолвился, что некоторые декокты содержат вытяжку из ста видов трав, и с ними нужно быть крайне осторожным. Где лечение, там и яд. Вскоре женщина перестала бредить и дрожать от холода. На привале ее омыли водой из крохотного родничка, а Унгрену удалось влить ей в рот немного бульона.

А еще следопыты поделились мазью, заживляющей мозоли и стертую голенищами сапог кожу. В долгом пути такая мазь — дороже золота.

Альстед оттаял. Перестал воротить нос, начал разговаривать на привалах и даже частенько вклинивался в беседы солдат. При всей заносчивости, он был человеком опытным и мудрым. Сеятель не станет раздавать бесценный Дар кому попало.

Нарью превосходила шириной Безымянную примерно вдвое. Зато была спокойной, не оглушала рокотом и не взбивала пену вокруг острых камней и обломков скал. Берег порос буйной зеленью, вечерний воздух звенел от стай комаров и мошкары. Толща воды тянулась на юго-восток, к морю.