Последний день Славена. След Сокола. Книга вторая.

Оглавление

Спускаться с горки, и приближаться к общей сече было для стрельцов рискованно. Слишком много вокруг было молодых березовых рощиц и молодых ельников, которые скрыли бы опасное приближение неприятеля. Однако Русалко решил рискнуть, и молча показал направление движения. С новой позиции они хотя бы могли стрелять прицельно…

Глава одиннадцатая

Сотник Заруба не надолго задержался в избушке жалтонеса, но вышел оттуда один, и без лука и отравленной стрелы, которые он привез для хозяина избушки.

Вои, которым сотник Бобрыня успел рассказать, какой страшной смертью умер их пленник, стали молча собирать дрова для погребального костра. Пусть это был враг и убийца, но славяне обычно сжигали, согласно традиции, даже таких, а не просто выбрасывали тела на растерзание птицам-падальщикам. Если не сжечь тело, душа будет не просто страдать, она будет метаться среди живых, и мстить им. Просто из зависти мстить, что они еще живы, а она уже – нет.

– Когда Рунальд нам тело отдаст? – спросил Зарубу Телепень, тяжело дыша под тяжестью целого ствола упавшего не толстого дерева, который он тащил к месту, где предполагалось устроить костер.

Заруба посмотрел на Телепеня снизу вверх.

– А ты зайди к Рунальду в избушку. Спроси.

Телепень, наверное, и вошел бы, но ствол мешал ему. По своей длине он просто не поместился бы в избушке. И потому последовал следующий вопрос:

– А что он про княжича говорит?

– Он уже сказал. К обеду княжич выйдет к нам. А завтра поедем в Старгород. Если Рунальд что-то говорит, так всегда и бывает. Он свое словно не хуже кузнеца сковывает.

– Носилки, стало быть, надо готовить?

– Княжич в седло сядет. Кстати, поймали лошадь Парвана?

– Я привел. Привязал, – сообщил дружинник Зеленя.

– Княжичу не зазорно будет на такой ехать?

– Нет. Хороша кобыла.

– И ладно…

Заруба прошел к старому костру возле шалаша, где сейчас сидел на стволе только сотник Бобрыня. Присел рядом. Небо на востоке уже посветлело, но даже не настолько, чтобы поляну было видно полностью. Настоящий рассвет не слишком торопился…

– Что «Пень с бородой» говорит? – спросил Бобрыня.

– Он при тебе все сказал.

– Сейчас костер приготовят. Хорошо бы сразу его и сжечь.

– Ты про Парвана?

– Конечно.

– Я сказал Рунальду. Он говорит: «Забирайте». А как заберешь, если его змеи обвили. Старик смеется. Подождем…

* * *

Ждать пришлось больше часа. Наконец, не выдержал Бобрыня.

– Я что ли зайду. Может, этот Рунальд заснул?

– Говорят, он никогда не спит. Никто и никогда, ни днем ни ночью не заставал его спящим.

– Так что, зайти к нему?

– Не беспокой. Он с княжичем пока занимается.

Но сотник Гостомысла все же не выдержал.

– Тогда я тем более зайду. Узнаю хоть, как у княжича дела.

Однако дойти до избушки жалтонеса сотник не успел. Телепень, таскающий не хворост, как другие, а целые стволы упавших молодых деревьев, волок очередной ствол, и вдруг бросил его. Стал в утренний сумрак всматриваться и вслушиваться.

– Что там? – спросил Бобрыня, зная способность воя загодя слышать то, что еще не слышат другие. И это способность нашла подтверждение даже на этой поляне всего несколько часов назад, когда пожаловал к избушке Парван. И именно благодаря слуху Телепеня удалось устроить на Парвана засаду, и предотвратить новое покушение на жизнь княжича Гостомысла. При этом сотник сразу обратил внимание на то, что и другие вои настороженную по-звериному позу Телепеня заметили, и оценили. Тоже стали прислушиваться, повернув головы в сторону дороги. И даже сотник Заруба, который сегодня только во второй раз увидел Телепня, и тот среагировал, как все. Впечатление было такое, будто все что-то слышат, и только один Бобрыня временно оглох, хотя и поднял бармицу своего шлема, и даже сам шлем чуть в сторону сдвинул, освобождая ухо.

А Телепень тем временем, наоборот, шлем на голову надел, и сверху обхватив, прижал плотнее, словно к схватке подготовился.

– Что там? – спросил сотник, сразу понимая эти движения.

Телепень сначала передернул ремень, на котором ножны с мечом висели. Пока таскал лесины для костра, меч, чтобы не мешался, он подальше за спину забрасывал. И это тоже было подготовкой к схватке. И только после этого вой ответил сотнику:

– Едут. Много конников. Больше двух сотен, думаю. А то и целых три. Когда много, перечесть трудно. Едут не быстро. Но дорогу, чувствуется, знают. Все. В лес свернули. На мягкую землю. Теперь уже не посчитаешь, сколько там лошадей.

В это время в отдалении заржала лошадь, почувствовавшая, видимо, запах дыма и человеческого жилья, которые всегда и всех лошадей заставляют торопиться, а часто и радостно ржать.

– Кто-то впереди скачет, – предупредил Телепень. – Наверное, разведка. Или посыльный. Сюда скачет. Его лошадь ржет. Самого его не слышно. Словно это не вой. Кольчуга у него не звенит, хотя все другие кольчужные.

Лошадь заржала еще раз. У лошади нюх лучше, чем у собаки. И она все чувствует своим носом заранее. А ржанием торопит всадника, да и людей в том месте, куда спешит, предупреждает. Предупредила и в этот раз. Сотник Бобрыня сделал знак рукой только в одну сторону, но его вои сами сообразили, и разошлись в две. Только сам Бобрыня и Заруба остались у костра.

Ждать пришлось не долго. Всадник, видимо, очень спешил. И, как только выехал из леса, где плотно к гриве своего коня прижимался, чтобы о ветви не удариться, но с седла не слез, сразу пустил коня в быструю рысь, и за секунды пересек поляну. Уже было достаточно светло, чтобы можно было рассмотреть лицо всадника.