Стихотворения (1927)

Оглавление

                             церковные.
А я
     раскрываю
                      мое ремесло
как радость,
                   мастером кованную.
И я,
      вскипя
                с позора с того,
ругнулся
              и плюнул, уйдя.
Но ругань моя —
                           не озорство,
а долг,
           товарищ судья.—
Я сел,
          разбивши
                          доводы глиняные.
И вот
        объявляется при́говор,
так сказать,
                  от самого Калинина,
от самого
               товарища Рыкова.
Судьей,
            расцветшим розой в саду,
объявлено
                 тоном парадным:
— Маяковского
                        по суду
считать
            безусловно оправданным!

БУМАЖНЫЕ УЖАСЫ

Если б
           в пальцах
                            держал
                                        земли бразды я,
я бы
        землю остановил на минуту:
                                                      — Внемли!
Слышишь,
                 перья скрипят
                                     механические и простые,
как будто
               зубы скрипят у земли? —
Человечья гордость,
                                 смирись и улягся!
Человеки эти —
                          на кой они лях!
Человек
             постепенно
                               становится кляксой
на огромных
                    важных
                                 бумажных полях.
По каморкам
                     ютятся
                                 людские тени.
Человеку —
                   сажень.
                                А бумажке?
                                                   Лафа!
Живет бумажка
                          во дворцах учреждений,
разлеглася на столах,
                                    кейфует в шкафах.
Вырастает хвост
                           на сукно
                                        в магазине,
без галош нога,
                         без перчаток лапа.
А бумагам?
                   Корзина лежит на корзине,
и для тела «дел» —
                                миллионы папок.
У вас
         на езду
                     червонцы есть ли?
Вы были в Мадриде?
                                  Не были там!
А этим
           бумажкам,
                            чтоб плыли
                                               и ездили,
еще
       возносят
                     новый почтамт!
Стали
          ножки-клипсы
                                 у бывших сильных,
заменили
                инструкции
                                   силу ума.
Люди
         медленно
                        сходят
                                   на должность посыльных,
в услужении
                    у хозяев — бумаг.
Бумажищи
                 в портфель
                                   умещаются еле,
белозубую
                  обнажают кайму.
Скоро
         люди
                  на жительство
                                          влезут в портфели,
а бумаги —
                   наши квартиры займут.
Вижу
        в будущем —
                              не вымыслы мои:
рупоры бумаг
                      орут об этом громко нам —
будет
          за столом
                          бумага
                                      пить чаи́,
человечек
                под столом
                                  валяться скомканным.
Бунтом встать бы,
                             развить огневые флаги,
рвать зубами бумагу б,
                                      ядрами б выть…
Пролетарий,
                    и дюйм
                                ненужной бумаги,
как врага своего,
                          вконец ненавидь.

ПО ГОРОДАМ СОЮЗА

Россия — всё:
                       и коммуна,
                                        и волки,
и давка столиц,
                         и пустырьная ширь,
стоводная удаль безудержной Волги,
обдорская темь
                         и сиянье Кашир.

Лед за пристанью за ближней,
оковала Волга рот,
это красный,
                    это Нижний,
это зимний Новгород.
По первой реке в российском сторечьи
скользим…
                  цепенеем…
                                     зацапаны ветром…
А за волжским доисторичьем
кресты да тресты,
                             да разные «центро».
Сумятица торга кипит и клокочет,
клочки разговоров
                             и дымные клочья,
а к ночи
не бросится говор,
                             не скрипнут полозья,
столетняя зелень зигзагов Кремля,
да под луной,
                      разметавшей волосья,