Седьмая жертва

Оглавление

Который час?

Почему я лежу на полу?

Почему у меня раскалывается от боли голова?

Карен перевернулась на бок и увидела, что любимое кресло Дикона пустует.

Проклятье, где же он сам?

Она чувствовала себя так, словно ее сунули в барабан стиральной машины. Протянув руку, Карен нащупала вмятину, какая бывает у подгнившего плода. Но что бы с ней ни случилось, к этому приложил руку Дикон. Значит, случилось нечто плохое.

Она с огромным трудом поднялась на ноги и огляделась. Она стояла посреди гостиной, которая раскачивалась взад и вперед, как маятник. Голова у Карен закружилась, и она пошатнулась, согнувшись пополам и расставив руки в стороны, как канатоходец над пропастью арены. Немного придя в себя, она нетвердыми шагами направилась к своей машине.

Нашарив в кармане ключи, она открыла дверцу и села за руль. В голове по-прежнему стоял туман, перед глазами все плыло, и она ехала в буквальном смысле на автопилоте. Впрочем, до своего офиса она могла добраться и с закрытыми глазами, что было очень кстати, поскольку мыслительный процесс в ее-то состоянии представлялся весьма затруднительным.

Направляясь к федеральной автостраде, Карен отчаянно пыталась вспомнить, что же случилось у Дикона. Часы на приборной панели ее машины показывали 10:36. Десять тридцать шесть… получается она пробыла в доме бывшего супруга целых полтора часа. Что бы она там ни делала, это заняло у нее чертовски много времени.

Она помнила, что ехала туда, чтобы обсудить возможные изменения в опеке над Джонатаном, и что Дикон наотрез отказался пойти ей навстречу. Память постепенно возвращалась, но и провалов было предостаточно.

Десять тридцать. А ровно в десять часов она должна была что-то сделать. Но что именно?

Остановившись на светофоре, она огляделась по сторонам. Это «что-то» связано с работой? Может, она должна была принять участие в совещании оперативной группы? Она зевнула, и челюсть отозвалась острой болью. Взглянув на себя в зеркало заднего вида, она побыстрее отвернулась, иначе от вида растрепанных волос и затуманенных глаз ее опять начнет подташнивать. Что же, черт возьми, с ней случилось?

Ну же, Карен, думай! На светофоре загорелся зеленый свет, и мысли ее немного прояснились. Из кусочков того, что ей было известно, Карен попыталась сложить более-менее правдоподобную мозаику, и выходило, что они с Диконом поругались из-за опеки над Джонатаном. Итог был ей известен: она пришла в себя на полу у Дикона, головокружение, тошнота и дьявольская головная боль. Должно быть, он хорошенько приложил ее чем-то тяжелым, потому что подробностей она до сих пор так и не могла вспомнить. Но кровоподтеков и синяков на лице у нее не обнаружилось.

Как бы то ни было, она надеялась, что дала ему сдачи. Хотя, судя по включенному телевизору и сигарете, дымившейся на краю пепельницы, она оказалась проигравшей стороной.

По ветровому стеклу ударили первые капли дождя. Потянувшись, чтобы включить дворники, она локтем задела кобуру под мышкой и… О черт!

Карен вдавила педаль тормоза в пол. Машину занесло, и она с трудом удержала ее на скользкой дороге. Стопка бумаг и пластиковых папок, лежавших на заднем сиденье, рассыпалась и полетела на пол.

Пусть она не помнит, что случилось у Дикона, но ее оружие исчезло, и меньше всего ей хотелось давать объяснения по этому поводу – кому угодно, включая Гиффорда и придурков из Службы внутреннего расследования.

… семнадцатая

Бросив машину в полицейский разворот, Карен помчалась обратно к дому Дикона, стараясь соблюдать правила дорожного движения, хотя на мокрой дороге автомобиль швыряло из стороны в сторону. Господи Иисусе… Она непременно должна успеть раньше, чем он уйдет с ее «Глоком» в кармане. Зная характер бывшего супруга, Карен не сомневалась, что оружие запросто может обнаружиться подброшенным в самом неподходящем месте… или он вообще продаст его какому-нибудь наркоману, а тот совершит преступление. В Бюро за это по головке не погладят. Репортеры и газетчики непременно поднимут шум, и она превратится в изгоя. Если же, не дай бог, из ее пистолета кого-нибудь убьют… как она будет жить с этим?

Чтобы вернуться к дому Дикона, Карен понадобилось немногим более пяти минут. Его машина по-прежнему стояла на подъездной дорожке. Подбежав к входной двери, она рванула ее на себя. Дикон был внутри и даже что-то напевал.

Он поет? Почему, черт бы его побрал, он поет?

Она быстрым взглядом окинула комнату. «Глока» нигде не было видно. Опустившись на колени, Карен заглянула под диван и кофейный столик. Ничего. И тут за спиной она услышала шаги…

– Ищешь вот это?

Она резко развернулась к нему, все еще не поднимаясь с колен. Дикон стоял в нескольких шагах от нее, держа пистолет в поднятой, руке с таким видом, словно предлагал ей отнять его.

– Отдай его мне…

Он опустил ствол и прицелился в нее.

– Минуточку терпения, Карен. Что-то мне не нравится твой тон. Или ты не видишь, что я держу в руке твою проклятую пушку? Понимаешь, что это значит?

О да, она прекрасно понимала. И еще она поняла, что ненавидит этого мужчину всеми фибрами души. Она ненавидела его так сильно, что легко представила, как берет свой кухонный нож для резки мяса и вонзает ему в глаз.

– Оставайся на месте. На колени! – В деланном изумлении он приподнял брови. – М-м… Душещипательное зрелище.

Нет, напротив, ее это привело в ярость. Но что же делать? Броситься на него? Слишком рискованно. Еще рано. Пожалуй, стоит немного подождать и посмотреть, как станут развиваться события. Хуже, чем сейчас, уже не будет, так что, ожидая более удобного случая, она ничего не потеряет.