Лик смерти

Оглавление

Мы с Аланом вылезли из машины и направились к дому. Дверь внезапно открылась, и на бетонное крыльцо вышел высокий, более шести футов, крупный, широкоплечий, темноволосый мужчина в джинсах, футболке и босиком. У него было довольно красивое лицо с квадратной челюстью, он выглядел моложе своих пятидесяти пяти лет. Однако его глаза казались безжизненными, совершенно пустыми.

— Мистер Николсон? — спросила я.

— Да, это я. Могу я взглянуть на удостоверения?

Мы с Аланом достали жетоны. Несколько секунд Николсон изучал их — и наши лица. Его пристальный взгляд задержался на моих шрамах, но ненадолго.

— Входите, — наконец пригласил он.

Интерьер дома наводил на мысли о конце шестидесятых — начале семидесятых годов: обшитые деревянными панелями стены и выложенный плиткой камин. Современным здесь был только темный ламинат.

Мы прошли в гостиную. Николсон жестом указал на диван, обитый синим плюшем. Мы сели.

— Хотите что-нибудь… — начал Николсон.

— Нет, сэр.

Он отвернулся и уставился на раздвижную стеклянную дверь, которая вела во двор, тесный, будто сжатый деревянным забором, неухоженный, — газон в запустении, ни единого деревца.

Время шло, а Николсон все молчал, будто забыл про нас.

— Сэр?

— Извините…

Николсон приблизился и сел в видавшее виды кресло, располагавшееся наискосок от дивана. Жуткого зеленого цвета и сильно потертое, выглядело оно очень удобным. С такой добротной мебелью всегда трудно расстаться. Напротив кресла стоял небольшой телевизор, а рядом — складной обеденный стол с микроволновкой. Я вдруг представила, как Дэйв Николсон проводит здесь вечера. Ничего особенного, конечно, но эта картина навевала печаль. Во всей обстановке гостиной чувствовались ожидание и затаенная тоска. Дом показался мне опустевшим, словно его покинула душа.

— Итак, слушайте, — произнес Николсон, прежде чем я открыла рот. — Я расскажу вам то, что собирался рассказать, и даже то, что не собирался. А потом выполню задуманное.

— Сэр?

Он отмахнулся.

— Так вот. Этот человек отвергает символы. Никаких символов, это важно. Поняли?

Николсон говорил монотонно.

— Да, но…

— И еще: я избавился от некоторых вещей, чтобы направить следствие по ложному курсу. Он сказал, улики должны указывать на самоубийство, совершенное после убийства. Он вынудил меня ничего не искать, а принять то, что лежало на поверхности. Я не посмел ослушаться. — Николсон пристыженно вздохнул. — Преступнику требовалось, чтобы дочка Лэнгстромов, Сара, осталась сиротой. У него был план относительно Сары… Я знаю, мне не следовало подчиняться, но поймите… я все сделал из-за дочери.

Я замерла от изумления:

— Из-за вашей дочери?

Николсон уставился в пустоту над нашими головами и заговорил словно сам с собой:

— Мою дочку зовут Джессика. Он забрал ее десять лет назад. Он сделал меня беспомощным и с тех пор манипулирует мной. Он говорил тогда, что если со временем ко мне придут и будут задавать вопросы, я должен произнести эту вот фразу. — Николсон умоляюще посмотрел на меня. — Понимаете? Я был хорошим полицейским, но он отнял у меня дочь!

— Так вы говорите, он взял ее в заложницы?

Направив на меня палец, Николсон произнес:

— Вы позаботитесь о том, чтобы с Джессикой все было в порядке, и удостоверитесь, что преступник выполнил свое обещание. Думаю, он так и сделает.

— Дэвид, вы не могли бы рассказать подробней?

— Нет. Я уже и так достаточно сообщил. Мне необходимо закончить прямо сейчас.

Из-за спины он вытащил огромный револьвер. Мы с Аланом аж подскочили, я потянулась за своим пистолетом. Дуло револьвера нацелилось мне в руку… но нет, Николсон хотел убить совсем не меня. Резким движением он направил ствол прямо себе в рот.

— Нет! — Я с криком бросилась к нему.

Николсон закрыл глаза и нажал на курок. Прогремел выстрел, и меня залило его кровью. Я застыла с открытым ртом. Николсон, как в замедленной съемке, валился из кресла.

— Господи Иисусе! — Алан метнулся к Николсону.

А я все стояла как истукан и смотрела в одну точку. Вновь разверзлись хляби небесные, полил сильный дождь.

Глава 39

Приехали местные полицейские и хотели взять все под свой контроль, но я была в ярости и не обращала на них внимания. Погиб человек, полицейский; я понимала, что его смерть не просто самоубийство. Я хотела выяснить причины.

Я тщательно вымыла лицо и руки, надела перчатки, но все еще чувствовала на лице кровь. Я вышла в коридор и направилась в спальню Николсона. Алан последовал за мной.

— Что мы ищем, Смоуки? — осторожно спросил он.

— Чертовы объяснения! — рявкнула я.

Внезапность и ужас произошедшего поразили меня словно удар наотмашь.

После смерти Николсона я никак не могла собраться с мыслями. Я ощущала только дикую ярость. Это сделал он! Незнакомец! Это его вина! Как я устала от его игр, загадок и всего остального! Как я хотела раскроить ему череп!

Спальня ничем не отличалась от других комнат — неуютная, достаточно чистая, безликая, с минимумом мебели. Голые стены, дешевые, не в тон, занавески… Дом не был Николсону домом — он здесь спал, ел, укрывался от непогоды, хранил одежду. Не более…

На столе у кровати я заметила фото в рамке — улыбающийся Николсон, весело глядя в объектив, обнимал девушку лет шестнадцати, такую же, как он, темноволосую. Только глаза у девушки были не в папу.

Алан тоже посмотрел на фотографию.

— Похоже, перед нами отец с дочерью.

Я кивнула, не в состоянии произнести ни слова. Алан зашел в гардеробную и принялся тщательно и молча осматривать полки.