Сыны Семаргла

Оглавление

— Да, я с тобой согласен, с ними надо поговорить, — протянул Святозар, и, поднявшись с сиденья, усталой походкой направился к своему ложу. — Но так, как все эти воины, в том числе и Люлео, видят в тебе пока лишь мальчика, говорить с ними буду я. Поэтому завтра, ты наложишь повеленье на тех, кто верит в Есуанию. И раз мы знаем имя Бога в которого верят сомандрийцы, тебе легко будет отделить одних от других… Все кто верит в Перуна и отзовется на зов, будут слушать меня, а кто отзовется на имя Есуания будут слушать тебя. — Наследник тяжело опустился на ложе, да принявшись стягивать с себя сапоги, утомленным голосом, добавил, — Аилоунен, я только об одном прошу тебя… Выстави людей, чтобы они следили за движением товторийской тысячи, я не хочу, чтобы пострадали мои горячие восуры.

А, я… — Святозар лег на ложе, подложил под голову подушку и зевнул. — Я так устал… Я лягу отдыхать… Потому что мой друг, я никак не мог дождаться, когда же мне наконец-то позволят прилечь на ложе. Аилоунен, все еще прохаживающейся обок своего ложа взад и вперед, услышав просьбу наследника, сразу остановился, и, беспокойно оглядев его, тихим голосом ответил:

— Конечно, мой друг, отдыхай. Тебе надо поспать, потому как ты опять бледен, а я пойду, распоряжусь насчет товторийской тысячи.

Доброго сна, тебе! Аилоунен направил руку, в сторону ярко светящихся шаров плывущих под сводом намета, и, дунув на них, притушил сияние. А когда шатер наполнился не тусклым полумраком, неторопливо обойдя стол, высоко подняв свою гордую голову, пошел к выходу из шатра. И как только правитель покинул шатер, Святозар, точно ожидающий этого, широко улыбнулся вспоминая слова Вейрио, каковой сказал, что к границе с Неллией идет дружина его отца Ярила. А морг спустя будто увидел перед собой молодого, темноволосого, с такой же темной бородой и усами и серыми глазами воеводу Путимира, который, вот сейчас где-то в полпути от Асандрии, вместе с воеводами Миронегом и Добромиром остановились на ночлег, ожидая восхода солнца, чтобы с первыми его лучами прийти на выручку к нему, наследнику великой и славной земли Восурской!

Глава восемнадцатая

Наутро Святозара разбудил своей тихой трелью Аилоунен. Он сидел около ложа наследника на сиденье, и, положив ему ладонь на лоб, тихо повелевал. Святозар открыл глаза, удивленно посмотрел на правителя и сонным голосом, спросил:

— Что?

— Нет, ничего, мой друг, — мягко отозвался Аилоунен, и, убрав руку со лба наследника, поднялся с сиденья. — Сегодня у тебя тяжелый день, а выглядишь ты не важно. Хворь тебя не покинула, и сразу видно сил в твоем теле совсем мало.

— Ой, Аилоунен, прошу тебя, не зачем так беспокоиться. Сил у меня предостаточно, — потягиваясь на ложе и шевеля скованнами от сна руками и ногами, заметил Святозар. — Лучше поведай мне, как там товторийская тысяча.

— Стояли всю ночь на месте, не двигались, — сказал Аилоунен, и, подойдя к своему ложу, на которое казалось, он и не прилег, взял с гладко расстеленного укрывала покоящийся на нем венец. Правитель трепетно оглядел венец со всех сторон, поворачивая его то вправо… то влево и чуть слышно добавил, — но уже из Асандрии выдвинулись две тысячи воинов и встали за товторийцами и сомандрийцами, которые принялись убирать стан и выдвигаться к нам навстречу… — Правитель на миг прервался, ласково провел пальцами по капле рубина на венце, и, усмехнувшись, продолжил, — знаешь, Святозар, может мои триста воинов и плохо держат мечи, но зато среди них есть такие прекрасные подлазники… И они мне доставляют такие вести, уверен, узнай о том Люлео Ливере, обзавидовался бы. К примеру, мне доложили, что восурская дружина перешла уже границу, но остановилась на ночлег, к вечеру она будет возле Асандрии. Также мне доставили известия, что сегодня ночью в Асандрии вспыхнул бунт, народ разрушил жрище, сжег пажреца и прислуживающих ему жрецов. А один из герболей и асандрийские тофэрафы убили царя Манялая, пятерых эйролиев и подчиняющихся им герболеев. Так, что друг мой, сейчас во главе войска стоит герболий Неофий— Икинф— Миан Лиохнайский, а тофэраф сомандрийский не желает подчиняться этому герболию, потому как он напрямую подчинялся эйролию, которого убили.

— Ну, и вояки, — удрученно заметил Святозар, и, сев на ложе, принялся обуваться. — Перед боем и грызутся….

— Они уверены, что нас победят, — ответствовал правитель и водрузил венец себе на голову. — И теперь делят трон… Знаешь, друг мой, у них так принято: убить царя и делить его трон. Правда, иногда они делят трон задолго до того, как убили царя. И кстати — этот Люлео, тоже хочет отхватить, что-то от этого трона… я думаю, ты это и сам понял… И знаешь, мне если честно, будет вельми обидно, коли придется потом накладывать познание истины именно на него… все же не хотелось бы.

— А мне кажется, на Люлео не придется накладывать познание истины, — молвил Святозар. Он медленно поднялся с ложа, пошевелил затекшими от сна плечами, и, взяв с сиденья белый опашень, принялся его одевать. — Он истинный гавр, — добавил он морг спустя, — такой же, как и его сын Вейрио. Только он просто никому не доверяет, и наверно на то есть причины. Я думаю, засим Люлео будет прекрасным воеводой у тебя.

— Гетером, гетером, мой друг, — задумчиво произнес Аилоунен. — Воеводой, правителем буду я.

— Что ж и так не плохо, — улыбаясь в ответ, согласился Святозар и пошел к столу, на котором уже был приготовлен завтрак. Когда Аилоунен и Святозар поели и вышли из шатра, то солнце уже до середины выкатилось из-под линии горизонта и своими, не по-осеннему, теплыми лучами согревало и освещало землю. На ярком голубом небе не было не единого облачка, легкий ветерок трепал не только непослушные, длинные пряди волос Аилоунена, но и ласкал каштановые, волнистые волосы Святозара. Воздух, несмотря на замершую в нем торжественность и даже какую-то тревогу, был необычайно чист и свеж.