Рельсы

Оглавление

...

ИНФОРМАЦИЯ КАСАТЕЛЬНО.

ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ.

ФИЛОСОФИЯ.

Он хотел идти дальше. И уже собрался тихо прошмыгнуть мимо, боясь, как бы Напхи его не заметила и не отравила своей надменной меланхолией его утро. Не удалось. Она увидела его и жестом велела ему приблизиться. Надо ли говорить, что лицо Шэма осталось неподвижным, хотя сердце упало.

— И еще кое-что, — обратилась капитан к хозяину кафе. — Ординаторы у вас есть? — Она достала из кармана пригоршню листков. — Держи, это тебе, — сказала она Шэму, протягивая ему листки. БОЛЬШОЙ КРОТУРОД, — прочел Шэм на верхнем, беря их из рук капитана. НЕОБЫЧНОЙ ОКРАСКИ.

Она сжала свою искусственную руку, и в ней открылся небольшой лючок. Внутри лежала память для фотоаппарата. «Это же моя! — подумал Шэм, пока она извлекала ее наружу. — Право нашедшего!» Хозяин кафе уже кивком приглашал их внутрь.

— Идем. Я проверю это, — сказала капитан. — Потом скажу тебе, куда идти.

В боковой комнатке обнаружилась целая коллекция ординаторов: оборудование было, что называется, с бору по сосенке: спутанные трубки, кое-как присобаченные к экранам мувографов, черно-белые моргающие проекторы, буквенные клавиатуры; дизельный генератор, жужжа, поддерживал жизнь в этом машинном реликварии.

Шэму раз-другой доводилось иметь дело с ординаторами, но они не очень его интересовали. К тому же на Стреггее их вообще было немного, а те, что были, как он слышал, недотягивали до современных технических стандартов. Капитан отмела в сторону провода, опутавшие экран, точно сказочные заросли ежевики волшебный замок. Пока экран светлел, нагреваясь, она положила на стол левую руку и с пулеметным клик-клик-клик стала выдвигать из нее различные приспособления: какую-то машинку, увеличительное стекло, мини-телескоп и толстую иглу для штопки. Для нее это было, как для других барабанить по столу пальцами. Шэм молча стоял рядом и вежливо ждал, мысленно казня капитана самыми страшными казнями, какие есть на свете. Наконец она вставила пластиковый кусочек в щель ординатора.

«Мало того, что ты украла у меня мою находку, — думал Шэм. — Теперь ты меня еще и подразнить ею решила». В то же время он сомневался, что память, так долго лежавшая в сырой земле, где ее грызли животные, что-то сохранила. Да, может, там и не было ничего вовсе. Вдруг на него с экрана поглядел какой-то человек.

Крупный, бородатый, лет за сорок. Он смотрел прямо в объектив, слегка откинув голову, его руки тянулись к экрану, теряясь за его краем. Типичная поза человека, который снимает самого себя, держа камеру на отлете. Он не улыбался, этот мужчина, но в его лице чувствовалось веселье.

Память, конечно, пострадала от времени, изображение на экране выглядело каким-то пыльным. Позади фотографа стояла женщина. Она была не в фокусе, так что выражения ее лица было не разглядеть: сложив руки на груди, она могла взирать на фотографа терпеливо, снисходительно, даже с любовью.

«Значит, это вы — череп, — подумал Шэм. — Кто-то из вас тот череп, который я нашел». — И он едва заметно переступил с ноги на ногу.

Напхи нажала какую-то кнопку; возникло другое изображение. Двое детей. Не в поезде: позади них был город. Какая-то арка, странная, косая, словно наспех сложенная из белых блоков разных размеров. Девочка маленькая, мальчик еще меньше. Оба темно-серые, как все манихийцы. Улыбаются. Смотрят прямо на Шэма. Он нахмурился. Капитан глянула на него так, словно он что-то сказал.

Такой строгий мальчик! И такая задумчивая девочка! Ручки вытянуты по швам, волосики аккуратно причесаны… Тут картинка опять дернулась и изменилась. Ребятишек не стало, Шэм увидел комнату, заваленную разным хламом, потом, почти в ту же секунду, громадную гавань, подобной которой он не видел нигде и никогда, набитую поездами самых разных типов и предназначений. Он даже охнул, но и эта картинка исчезла, сменившись видом с верхней палубы поезда, на полном ходу несущегося по рельсоморью. И снова женщина, теперь перед приборной доской локомотива.

Клик-клик, тарахтела капитан. Шэма сводила с ума эта ее манера сидеть абсолютно молча. А на экране сменяли друг друга картины островов и рельсоморья. Пути ветвились меж старыми деревьями, прошивали насквозь целые рощи. Прямо лес, иначе не скажешь. Причем не на горбу какого-нибудь островка, а прямо на море. Снимок был сделан, видимо, осенью, потому что на рельсах впереди локомотива лежала нетронутая сухая листва.

Пустыня, плоский песок, редкие линии рельсов. Скалы, как клыки под хмурым небом. Где, где, где были эти люди?

Игривые кроты в прыжке прямо перед носом локомотива преследуют червей длиной с человеческую ногу. Нора огромного бычьего барсука. Озерцо в оправе из рельсов. Ежиные следы у корней деревьев. И вдруг, на самом краю снимка, что-то огромное, непроницаемое несется по рельсам. Шэм затаил дыхание. Это был поезд, смутно знакомый, хотя Шэм никогда раньше не видел подобных.

Вдруг он понял, что именно напомнил ему этот силуэт. Фантастический образ ангела, чисто умозрительный, как все подобные образы, встреченный им, должно быть, в какой-то из книг религиозных наставлений. Священный механизм, колесящий по рельсам для их спасения.

Шэм разинул рот. Разве это не плохая примета — видеть ангела? Говорят, они поддерживают состояние путей в глубоком рельсоморье, и людям, если те не хотят попасть в беду, надлежит менять курс и уезжать подальше, случись им наткнуться на подобную картину. Может, и ему стоит отвести теперь взгляд? Хотя разве это мыслимо?