Коло Жизни. Зачин. Том 2

Оглавление

Рани Черных Каликамов немедля замолчала и торопливо закрыла сразу все три глаза, так как и сама поняла, что стараясь задеть старшего Раса сказала лишнее. Ибо сидящий справа от нее в кресле Седми малозаметно качнул головой, черты его прекрасного лица задрожали, а очи побледнели настолько, что стали почитай в один тон с голубой кожей Кали-Даруги. Встревожено глянули на Седми оба старших Раса, и Дивный стараясь перевести разговор вкрадчиво вопросил:

– Небо?! А почему и впрямь альвы не говорили нам о тех физических проблемах плоти?

И поспрашания его звучали так, словно это Небо, не Седми, был Творцом белоглазых альвов и ноне так опростоволосился.

– Сказывали, – чуть слышно отозвался старший Рас, готовый принять на себя любую вину, только бы умиротворить столь любимого им сына. – Это просто я не ведал, как поступить… не желая еще больше навредить плоти и лучице.

– Сейчас вред заключается в том, абы делать вид, что меня не слышно, – все еще не отворяя очей, произнесла Кали-Даруги, и второй язык, пролегающий по подбородку, легонько шевельнулся, будто ползущая змея, тем движением снимая с лица ее неприятный гниюще-пятнистый цвет. – Сейчас самое важное продлить. Как можно на дольший срок жизнь плоти. Для того нужны условия… Лучице и плоти необходимы одиночество. Вы того их обоих лишаете. Потому госпожа все время нервничает, не слышит лучицу, не понимает, что та ей говорит и потому нет общих связей, а это может грозить при смерти плоти отпочкованием от мозга. Лярва для них обоих наилучший вариант… И еще… Хочу предупредить лично вас, Зиждитель Небо! Коли вы часто будете говорить мне нет! я свяжусь с Родителем и буду уже через него выдавать свои рекомендации.

– Ладно, ладно, я же не сказал нет, – спешно протянул Небо, и губы его туго изогнулись, отчего враз затрепетали волоски усов прикрывающих их сверху. – Просто попросил, предложить, что-то иное. Но коли ты, считаешь, тень лучшим, на том и порешим… Я отправлюсь за ней в Северный Венец тотчас.

– Нет за Лярвой не надо отправляться в Северный Венец, она на маковке четвертой планеты у мальчика Господа Темряя, – глубоко вздохнув, ответила демоница, и, отворив очи, только пока два, более ровно взглянула на старшего Раса. – Я привезла неких существ с собой, думала, могут потребоваться.

– Седми, прошу тебя, – Небо послал сие сыну мысленно так, чтоб Кали-Даруга его не услышала, и шевельнул правыми перстами, тем движением разрывая скучившиеся в плотный ком облака в одной стороне своды залы, похоже испугавшиеся и сгрудившиеся в единое целое от гнева демоницы. – Скажи Кали-Даруге, чтобы тень не входила в капище, уж мне неприятно видеть ее подле девочки.

Седми не отозвался Отцу, одначе, немедля озвучил просьбу его рани от своего имени, вероятно, чтобы она не отказала:

– Кали ты только повели Лярве, чтоб в капище не заходила. Уж больно противное создание… А я за ней слетаю к Темряю. Будет, кстати, о чем с ним потолковать и приглядеть, ибо мало ли чего там намудрит, наш великий экспериментатор.

– И последнее, – теперь Кали-Даруга отворил и третий глаз, тепло засияв улыбкой и развернувшись к сыну Небо добавила, – желательно всем Расам повидаться с госпожой, что, конечно, не касается Господа Огня… Однако, ей особенно надобна встреча с Зиждителем Небо и Зиждителем Дажбой.

Глава двадцать пятая

В большой цилиндрической формы зале гарана Атефов с нависающим дюже низко ровным сводом, и стены, и потолок были ярко-зелеными, а пол бурым и рыхлым будто поднятая плугом оземь. Сами стены, испуская из себя зеленоватую дымку света, наполняли залу почитай лазурным сиянием, из них порой показывались тонкие бурые отростки ветвей, тонконосые травы или трепещущие листы, вероятно тревожась аль вспять жаждая набрать мощи и враз оплести все это могутное помещение. Курящаяся дымка, в целом даруя этому залу свет, скапливалась в самом его средине как раз над вылезшими из пола-оземи длинными, изогнутыми, корнями, весьма широкими в обхвате и почти черными, оные образовали мощное кресло, столь плотно переплетаясь меж собой, что едва заметными полосами проглядывали стыки таковых схлестов.

Напротив того трона стояло стуло менее значимое и твореное уже не из корней и стволов, а лишь из ветвей одначе вельми объемных в размахе, кои живописали также сидение, ослон и подлокотники. Трон Асила ноне пустовал, зато кресло было занято Седми. Обряженный в долгую серебристую рубаху, прикрытую сверху черным плащом дюже сквозным, накинутым на плечи и скрепленным на груди крупной серебряной пряжкой увенчанной шаровидным янтарем, сын Небо опершись об ослон и сложив руки на облокотницы, сидел, сомкнувши очи. Казалось, Бог был весьма утомлен. Хотя по вздрагивающим чертам его лица и иноредь вспыхивающим в золотом сиянии багряных искр понималось… не столько устал, сколько досадовал. Кроме Седми в зале находился Усач, тот самый, каковой имел слегка красноватый отлив кожи, все же сохранившей отличимый признак всех Зиждителей золотое сияние. Он все также был оголен, только зелено-голубоватая набедренная повязка укрывала его бедра до колен, да стягивал стан платиновый пояс украшенный изумрудами и бериллами по окоему с золотой застежкой изображающей трилистник. Право молвить, в этот раз на голове среднего из сынов Асила находился венец, где платиновый обруч был унизан по нижней грани небольшими синими сапфирами, а поместившийся на нем высокий колпак из серебряных переплетений, вроде стыковался зелеными, крошечными изумрудами.