|
Оценить:
|
Сюзанна и Александр
- Предыдущая
- 139/142
- Следующая
139
— Эта особа! Вы ее так называете? Да, у нее родилась девочка, ваша дочь. Вы что же, не знали об этом?
— Я не встречался с Эжени с тех пор, как она вышла замуж.
Я умолкла, нерешительно поглядывая на него.
— А что это вы говорили о двух Сюзаннах? — спросил он иронично. — Это было бы слишком много для меня.
— Эжени назвала ребенка Сюзанной. Я была уверена, что это вы подговорили ее.
— Называть ребенка — это прерогатива отца Ансельма, как мне кажется.
— Отец Ансельм сделает что угодно, если вы попросите, — возразила я запальчиво. — Не думаете же вы, что я поверю, что…
— Сюзанна, — раздраженно прервал он меня, — сцены ревности с вашей стороны совершенно неуместны. Это просто нелепо. Но если уж вас это так задевает, я повторю, что доселе никогда не интересовался ребенком Эжени.
— Вашей дочерью! Как ловко вы обходите это слово… Почему я должна вам верить?
— Вы знаете, что последний месяц я вел себя как настоящий праведник.
— Я вовсе не о том говорю, — произнесла я, немного смешавшись. — Вы просто захотели посмеяться… вы нарочно предложили Эжени мое имя?
— Ну что вы, — сказал он холодно. — Уверен, она сделала это из благодарности за вашу доброту. Если, конечно, выбор имени не был просто случайностью.
Я прикусила нижнюю губу, не зная, что возразить на это. Нельзя же было заподозрить, что Александр лжет: он никогда не опускался до лжи, когда дело касалось таких пустяков. Я и сама уже чувствовала, что вспылила напрасно. И все же на сердце у меня было тяжело, я даже ощущала, что беспричинные слезы набегают на глаза.
— И что же, — сказала я, пытаясь говорить спокойно, — что вы теперь сделаете?
— А что вы имеете в виду?
— Ну, вероятно, надо как-то дать понять Эжени, что вы знаете… что вы признаете ребенка.
Он внимательно посмотрел на меня. Лицо его было непроницаемо. Сделав нетерпеливый жест рукой, Александр сказал:
— Не думаю, что я должен обсуждать это с вами.
Да, это был именно тот ответ, который я предвидела. Пытаясь совладать с собой, я мгновение стояла, чувствуя на себе его взгляд, потом повернулась и быстро вышла на террасу. Здесь было прохладно и влажно. Припав к холодной мраморной колонне, я поняла, что не в силах сдержать слезы. На душе у меня скребли кошки.
Я тысячу раз сожалела, что завела этот разговор. Гнев всегда мешает правильно оценить ситуацию. Мне не следовало обращать внимания на эти дела, я должна была хранить молчание. Теперь Александр знает, что и Эжени, и ее ребенок — все это мне небезразлично. Но, подумать только, он не сказал ни слова, чтобы успокоить меня. Он мог хотя бы сказать, что Эжени его не интересует. Мог бы сказать, что мы с ней — я и она — вовсе не равны, ведь унизительность положения была именно в этом! Эта девочка — сестра Филиппа! Неужели подобная ситуация нисколько меня не касается?
Я заплакала, опускаясь на холодную мраморную скамью. Дождь все лил и лил, капли падали, разбиваясь о ступени террасы, лужайка к сад перед домом дышали влагой. Где-то на западе, подобно зарницам, полыхали молнии — их отсветы вспыхивали среди свинцовых туч даже здесь, над Белыми Липами. Там же, вдалеке, глухо рокотал гром.
Сзади послышались шаги. Рука Александра коснулась моего плеча. Я смахнула слезы с ресниц так поспешно, словно боялась, что он их заметит.
— Вы, кажется, плачете? — спросил он тихо. — Что же за причина на этот раз?
Я молчала, не в силах преодолеть злость, мучившую меня до сих пор. Его рука погладила мое плечо, потом мягко обвела линию шеи, и он наклонился ко мне.
— Вы молчите? Как всегда, не желаете признаваться?
— В чем? — спросила я сердито.
— В том, что плачете.
— Если я признаюсь, вы посмеетесь и скажете, такими слезами, как у меня, сегодня полна вся Бретань.
— Неправда. Вы считаете меня большим негодяем, чем я есть.
Он попытался заставить меня подняться, чтобы увести в более сухое место, но я оттолкнула его руку. Тогда он сел рядом, и наши ладони соприкоснулись.
— Вы помните, Сюзанна?
— Что?
— Ту молнию, которая вспыхнула в день нашего венчания.
— Да… Это был дурной знак.
Он ничего не ответил на это. Снова тихо касаясь моего плеча, он сказал:
— Похоже, мне за многое нужно просить прощения.
Я повернулась к нему лицом. Над террасой ветер раскачивал кованый светильник, и отблеск света, упавший на нас, отразил и блеск в его глазах, и слезы на моих ресницах. Он говорил искренне. И все же я не могла поверить, что слышу от него такие слова. Я даже подозревала подвох. С чего бы это он так добр сегодня? Что у него за настроение? Может быть, он просто хочет спать со мной и потому так себя ведет?
Не подозревая о сомнениях, обуревающих меня, он произнес:
— Я имею в виду тот день, когда упал в воду Филипп. Дорогая, я очень сожалею, что поступил тогда так. Я не имел на это права. Думаю, Филипп не простил бы мне… если бы узнал об этом.
Он, похоже, не лгал. Но я все равно была полна недоверия. Во-первых, этого извинения было мало, если вспомнить то, что он мне причинил. Во-вторых, мне казалось, он сказал эти слова слишком поздно.
— Я уже перестала ждать, — сказала я тихо.
— Ждать чего?
— Пока вы опомнитесь, Александр.
— И теперь вы, такая добрая и нежная, не можете простить?
Я не отвечала, ибо и сама не знала, могу или не могу. Мягко улыбаясь — я уже лет сто не видела на его лице такой улыбки, он сказал:
— А ведь я истосковался именно по вашей нежности и доброте. Я не желал бы лучшей матери для Филиппа. Я был глупцом.
- Предыдущая
- 139/142
- Следующая
