Сюзанна и Александр

Оглавление

Чуть погодя Маргарита, доселе никого не пускавшая ко мне, подошла к постели и встревоженно прошептала:

— Господин виконт хочет видеть вас, мадам.

— Поль Алэн?

— Да. Что вы на это скажете?

— А зачем ему меня видеть?

— Ну как же? Все в поместье знают, что вы нездоровы.

— Ты говорила, чем я больна?

— Сказала, что вы ушиблись, когда катались на лошади.

Подумав и оценив обстановку, я произнесла:

— Пусть он войдет.

— Вы думаете, это вам не повредит?

— Поль Алэн ни о чем не догадается. Я в этом уверена.

Маргарита кивнула и не спеша отправилась сообщать виконту о моем приглашении войти.

Мое бледное, как лист бумаги, без единой кровинки лицо, глубокая синева под глазами и запекшиеся губы произвели на Поля Алэна впечатление.

— Сюзанна, послушайте… Вам непременно нужен врач.

— Нет-нет, — сказала я, пытаясь улыбнуться. — Самое страшное позади. Нет смысла понапрасну тревожить д’Арбалестье. В нем так много людей нуждаются.

— Много людей? Да к черту их! Александр не простит мне, если я оставлю вас без медицинской помощи.

Упоминание имени Александра кольнуло меня в самое сердце. Я едва нашла в себе силы произнести:

— Вы же просто считаетесь с моим желанием. А я хочу обойтись без доктора. С меня хватит и Маргариты, она очень хорошо за мной ухаживает.

— Люк вчера видел вас. Вы едва могли идти. И вы говорите, что это несерьезно?

— Да, уверяю вас. Сделайте так, как хочется мне, а не вам.

Он ушел, поцеловав мне руку и пожелав скорейшего выздоровления. Я не забыла ему напомнить о том, что следует в то время, когда я лежу в постели, хотя бы раз в два дня выезжать на поля. Он обещал заняться этим.

Когда дверь за моим деверем закрылась, я приказала позвать экономку. Элизабет очень тревожила меня. Она знала такое, от чего зависела моя честь, судьба, сама жизнь. Я же знала, что ее нельзя ни запугать, ни подкупить. Она была так же верна дому дю Шатлэ, как мне Маргарита. Поэтому договориться с ней представлялось мне весьма трудным. Но, по крайней мере, тот факт, что она до сих пор ничего не рассказала, настраивал на оптимистичный лад.

Она вошла, стала перед моей постелью — прямая, строгая, аккуратная, с каменным лицом. Я горько подумала, что раньше у нее было совсем другое лицо, когда она говорила со мной.

— Элизабет, — сказала я, подавляя дрожь в голосе, — вы ничего не хотите мне сказать?

— Ничего, мадам, — ответила она сурово.

Наступило молчание. Я лихорадочно подбирала слова, которые могли бы пробудить в ней если не сочувствие, то хотя бы понимание. Она же женщина, в конце концов.

— Элизабет, я знаю, вы умны. Вы, конечно же, поняли, что случилось. Я лишена возможности обмануть вас. Так уж получилось.

— Да, мадам, — сказала она сухо.

— Могу я узнать, что вы намерены теперь делать?

— Я лишь исполняю приказания, мадам.

Ее тон сбивал меня с толку. Я торопливо произнесла:

— Поймите, Элизабет, никто не застрахован от ошибок. Человек слаб и грешен. В ваших руках сейчас все наше благополучие. Если вы… словом, если вы вслух осудите меня, в этом доме все пойдет кувырком. Вы же любите Филиппа — так вот, он в первую очередь пострадает!

Отчаяние заставило меня обратиться к малышу, которого Элизабет действительно любила. Экономка подняла на меня глаза и сухо, но почтительно произнесла:

— Мадам, я никогда не говорю первая. Пока господа меня не спрашивают, я молчу. Я хорошо знаю, что слуги существуют не для того, чтобы решать судьбы хозяев.

— Вы… вы хотите сказать, что…

— Ваше сиятельство, все в руках Бога. Я никому не судья.

Я почувствовала такое облегчение, будто с моих плеч свалился огромный груз. Я поняла, что Элизабет ничего не расскажет — до тех пор, по крайней мере, пока ее не спросят. Но кто спросит? О случившемся знаем только я и Маргарита!

— Элизабет, спасибо вам, — сказала я, робко беря ее за руку.

Она осторожно высвободила свою руку.

— Мадам, если мне будет позволено высказать одну просьбу…

— Я слушаю.

— Я бы очень просила освободить меня от обязанности лично прислуживать вашему сиятельству. У мадам достаточно служанок и без меня, а я становлюсь слишком стара и больше пригожусь госпоже Анне Элоизе.

Это было высказанное в почтительной форме пренебрежение. Она словно ударила меня по лицу. Подобное презрение со стороны служанки задело меня. Надо же, и она меня втайне осуждает! Ей теперь стыдно прислуживать мне лично, менять мое белье и причесывать! Ну и черт с ней! Я тоже буду рада, если освобожусь от этой ледяной статуи! Пожалуй, для Анны Элоизы она будет самой лучшей компанией.

— Что ж, — сказала я холодно. — Поскольку вы имеете теперь надо мной определенную власть, я не в силах противиться любой вашей просьбе.

Элизабет поклонилась и вышла, не сказав ни слова.

— Да это же просто змея, мадам! — вскричала Маргарита, едва мы остались одни. Лицо моей старой горничной пылало от возмущения. — Недаром я ее с первого дня невзлюбила!

— Оставь ее, дорогая. Я рада, что она уходит.

Маргарита принялась вытирать пыль в спальне и долго еще не могла успокоиться.

— Служить она вам не желает! Подумаешь! Если уж на то пошло, то еще поразмыслить надо, достойна ли она была вам служить! А мы и без нее обойдемся. Слава Богу, много лет ее не знали и отлично обходились… А с той сварливой старой дамой они отлично споются. Два сапога пара!

Я мало-помалу погружалась в сон, слушая это ворчание. Честно говоря, поведение Элизабет уже меня не трогало. Меня вообще ничто из прошлого не трогало. Я хотела смотреть только вперед, забыть все плохое и жить дальше. Мне еще многое надо было решить. Надо было набраться мужества, чтобы встретить Александра и жить с ним, как прежде Ради этого стоило собрать все силы.