Тени исчезают в прошлом (СИ)

Оглавление

— Какие такие?

— Ой, Куприянова, ты бы видела, как твой майор смущается каждый раз, когда речь заходит о тебе! Краснеет, как пятиклассник на свидании. И потом, ни один мужик не стал бы ездить куда-то в Подмосковье, чтобы кормить неизвестную собаку, вместо того, чтобы заниматься своими делами. А он — ездит! И Фроську навещает, и, вон, куртки тебе возит, — она выразительно подергала пустой рукав. — А здесь он часто бывает?

— Каждый день, — мрачно ответила Ленка.

— Вот, ты сама ответила на свой вопрос. Знаешь, Ленок, я так рада за тебя! Пусть у вас все будет хорошо! Ладно, пойдем потихоньку. Что-то похолодало, не чувствуешь? Я тебя провожу и поеду домой.

— Только пообещай мне, что непременно поговоришь с Кравцовым, и ни в какой ЗАГС не пойдешь.

— Обещаю. Честное слово!

V

Разговор с шефом вышел жестким, колючим, неприятным. Митька и сам понимал, что поступает некрасиво, увольняясь вот так, без предупреждения, с бухты-барахты. Босс долго смотрел на заявление и сжимал губы так, что они становились похожими на куриную гузку, цедил слова сквозь зубы и раздувал ноздри. Но Воронцов сегодня предпочел не замечать его недовольства и настоял на своем. В конце концов, сошлись на том, что Воронцов еще полтора месяца будет работать дистанционно, дорабатывая начатый проект.

Затем он наспех собрал свой небогатый скарб, покидав его в картонную коробку из-под компьютера, — кружка «Ich liebe Deutschland», привезенная в прошлом году из командировки во Франкфурт, несколько флешек, беспроводная клавиатура, несколько блокнотов разной степени разорванности и пузатая бутылка французского коньяка, подаренная на прошлый день рождения партнерами из Питерского филиала.

— Эй, Воронцов! Я что-то не понял, ты что уволился?! — в «аквариум» заглянула взлохмаченная голова Громова. Его лицо выражало высшую стадию любопытства.

— Да, уволился, — рассеянно ответил Митька, продолжая рыскать по ящикам стола, — Тебе чего? Пришел посочувствовать?

Громов, не дожидаясь приглашения, втиснулся в тесную стеклянную будку и присел на стул, вытянув ноги.

— Слышь, Димон, может не стоит так из-за бабы-то? Че ты так завелся-то? Не понимаю!

— И не поймешь. Дело не в Диане, а во мне. Я сегодня впервые почувствовал себя настоящей тряпкой, Петька. Я совсем перестал контролировать ситуацию. Как так получилось, что кто-то, пусть даже очень красивая женщина, стала дергать меня за ниточки, как безвольную марионетку? Я упустил единственную в жизни любимую девушку, позволив ей связать свою жизнь с ублюдком, который и ногтя ее не стоит.

— И кто эта единственная? Ты же всегда был один! Ну, до Дианки, я имею в виду, — оживился Громов и, казалось, даже его уши увеличились и вытянулись, как у мастера Йоды из любимых Митькиных «Звездных войн».

Никогда он не был один. Никогда до тех самых пор, пока рядом была Полина. Он сам виноват во всем, что случилось.

Воронцов с ненавистью взглянул на Петьку-Йоду. Он был почти уверен, что коллеги выбрали его своим парламентером. Всем было безумно интересно, чем же закончился его разговор с Дианой. Скандал, как костер, если его время от времени не подкармливать сухими смолистыми дровишками, он скоро зачахнет, потухнет, умрет. А настоящему, соленому, такому вкусному скандалу всегда нужны новые детали и подробности, которые можно со всех сторон обсасывать и смаковать. Да и как можно работать, когда тут, совсем рядом кипят шекспировские страсти?! Реалити-шоу!

— А вот это, Петя, не твое дело.

В другой раз Громов бы непременно обиделся, но скандал ждал новую порцию топлива, чтобы разгореться с новой силой, полыхнуть, как Везувий. А поэтому Громов сделал вид, что не заметил намеренного Митькиного хамства.

— А увольнение-то здесь причем? Зачем терять хорошую, высокооплачиваемую работу?

— Я должен все изменить. Все, Петя. Если ты сам не понимаешь, то я не смогу тебе этого объяснить. Ладно, передавай всем мой горячий привет.

Подхватив свою коробку, Воронцов перешагнул через ноги бывшего коллеги и вышел вон.

Автомобиль радостно приветствовал своего хозяина, подмигнув фарами, и лихо вырулил на дорогу. Радио «Финансовые новости», которые почему-то очень уважала слушать Диана по утрам, бодро рапортовало о том, что «повышение стоимости нефти спровоцировало рост котировок нефтяных компаний», о том, что «Япония неожиданно (и кто бы мог подумать!) зафиксировала рекордный дефицит торгового баланса» и что-то еще о предстоящих реформах денежного рынка и курсе валют. Воронцов вырубил звук, приоткрыл окно и вдавил в пол педаль газа. По дневному времени Москва была непривычно пустая и какая-то по-весеннему просторная. Ползущая навстречу уборочная машина с толстым рыжим брюхом равнодушно окатила Митькин автомобиль струей воды пополам с пылью и меланхолично поползла дальше; люди в таких же рыжих жилетах так же лениво ползали вдоль низеньких заборов с кисточками и красками — «облагораживали». Из приоткрытого окна потянуло тяжелой ацетоновой вонью. Митька каждую весну натыкался на это «благородство» и портил очередные джинсы и куртки, хотя точно знал, что эти краски высыхают только к осени, где-то ближе к ноябрю. Может быть именно для того, чтобы за зиму облупиться и потрескаться?

…И почему так получается? Ведь очень часто мы просто не замечаем, того, что счастье, то самое настоящее счастье, за которым гонимся всю жизнь, оказывается совсем рядом. Его нужно просто увидеть. А мы, люди-человеки, способны это понять и оценить лишь тогда, когда его теряем. И кто сказал, что тогда было правильней промолчать, уступить, отойти в сторону?! Гордость, у нас, видите ли!.. Он должен все изменить. Если еще не поздно. А если он опоздал?! Если Полина все-таки выйдет замуж за этого «принца»? Что он будет делать?!