Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дик

Оглавление

151

— Раз сестрица просит, так и быть! — говорили они.

Сестре Хильме удалось сговориться и с духовым квартетом, который должен был играть на похоронах, и с небольшим хором. Снять школьное здание она и не пыталась, но поскольку стояла теплая летняя погода, решили, что кофе на поминках будут пить на свежем воздухе. Скамьи и столы им обещали дать взаймы в монастыре, а чашки и блюдца — в торговых лавках. Жены горняков, хранившие в сундуках вещи, которые не были в употреблении с тех пор, как они поселились здесь, на диких безлюдных пустошах, вытащили ради сестры милосердия скатерти из тонкого полотна, чтобы расстелить их на столах.

У булочника в Будене заказали сухари и крендели, а конфеты в траурных черно-белых обертках — у кондитера в Лулео.

Из-за похорон, которые Оса пожелала устроить своему брату, маленькому Матсу, в Мальмбергете начался такой переполох, что все только об этом и говорили. Под конец и сам управляющий узнал, что затевается.

А когда он услыхал, что пятьдесят рудокопов будут провожать на кладбище двенадцатилетнего мальчика, который, судя по всему, был просто-напросто нищим бродяжкой, он счел это безумством. Да еще и хор, и оркестр, и еловый лапник на могилу, и кофе на свежем воздухе, и конфеты из Лулео! Управляющий послал за сестрой милосердия и попросил положить конец этой расточительности.

— Грех заставлять бедную девочку пускать деньги на ветер! — сказал он. — Не годится, чтобы взрослые потакали прихотям ребенка! В конце концов вы просто смешны!

Управляющий не злился и не горячился. Говорил он совершенно спокойно и попросил сестру милосердия отменить хор, оркестр и длинную похоронную процессию. Хватит, если мальчика проводят девять-десять человек. И сестра милосердия не стала перечить управляющему. Отчасти из почтения к нему, а отчасти и потому, что в глубине души сознавала его правоту. Слишком большой переполох устроили они из-за нищего мальчонки. Сострадание к бедной девочке одержало верх над разумом!

Сестра милосердия спустилась вниз из виллы управляющего к лачугам рудокопов; она решила сказать Осе, что не может устроить все так, как та желает. Но на сердце у нее было нелегко; уж она-то лучше всех знала, что значат эти похороны для бедной Осы. По дороге она встретила нескольких женщин и поделилась с ними своими заботами. Жены рудокопов тотчас сказали, что управляющий прав. Нечего устраивать такие богатые похороны нищему мальчонке! Девочку, ясное дело, жалко; но это уж слишком, если ребенок вот этак возьмет волю да станет распоряжаться! И хорошо, что ничего из этой затеи не вышло.

Женщины разошлись по домам и разнесли повсюду новость. И вскоре по всем лачугам и даже шахтам распространилась весть о том, что богатых похорон маленькому Матсу не будет. И все тотчас же признали, что это вполне справедливо.

Пожалуй, во всем Мальмбергете нашелся всего один-единственный человек, кто с этим не согласился. То была Оса-пастушка.

Сестре милосердия и вправду пришлось с нею нелегко. Оса не плакала, не сетовала, но и не желала склониться перед волей управляющего. Какое ему дело до ее брата, сказала девочка, раз она не просила у него помощи. И он не может запретить хоронить Матса, как ей вздумается.

Только тогда, когда и другие женщины растолковали ей, что ни одна из них не придет на похороны, раз управляющий запретил, она поняла, что без его позволения не обойтись.

Оса-пастушка молча сидела некоторое время. Потом быстро поднялась.

— Ты куда? — спросила сестра Хильма.

— Пойду побеседую с управляющим, — ответила Оса.

— И не надейся, что он станет тебе потакать, — сказали женщины.

— Малыш Матс хотел бы, чтобы я пошла, — ответила Оса. — Управляющему, может, и невдомек, какой человек был малыш Матс.

Оса-пастушка быстро оделась и вскоре уже шла к управляющему. Всем показалось просто невероятным, что такое дитя, как она, может заставить управляющего, самого могущественного человека во всем Мальмбергете, отступиться от своих слов. Потому-то сестра милосердия и другие женщины не могли не отправиться за ней в некотором отдалении — чтобы поглядеть, хватит ли у нее духу все же пойти к нему.

Оса-пастушка шла посреди дороги. И было в ее облике нечто заставлявшее людей оглядываться и смотреть ей вслед. Она шла такая серьезная и с таким достоинством, словно молодая девушка, идущая к первому причастию. Голову она повязала большим черным шелковым платком, который ей достался от матери. В одной руке она держала свернутый в трубочку носовой платок, в другой — корзинку с деревянными игрушками, вырезанными маленьким Матсом.

Дети, игравшие на дороге, увидали ее и подбежали к ней с криком:

— Куда ты, Оса? Куда ты идешь?

Но Оса не отвечала. Она все шла и шла вперед, словно никого не видела и ничего не слышала. А когда дети, не переставая задавать вопросы, побежали за ней следом, сопровождавшие девочку женщины остановили их.

— Не мешайте ей! — сказали они. — Она идет к управляющему просить, чтобы он позволил устроить торжественные похороны ее братцу, малышу Матсу.

Тут и детям стало страшно от ее дерзости, и они небольшой стайкой последовали за ней — поглядеть, что будет.

Было около шести часов вечера, в шахтах кончалась работа. Оса прошла уже большую часть пути, и тут навстречу ей стали попадаться возвращавшиеся домой рудокопы. Они быстро и размашисто шагали, не глядя по сторонам. Но кое-кто, встретив Осу, заметил в ней что-то необычное. Осу спросили, что случилось. Она не ответила ни слова, зато другие дети стали громко объяснять, куда она собралась. «Какая храбрая эта малышка!» — подумали рудокопы. И некоторые последовали за ней — поглядеть, чем все кончится.