Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дик

Оглавление

172

— Мешки истлели и расползлись, — сказал он, — а деньги остались в песке и, думается мне, они все целы.

— Хорошо, — сказала Акка. — Засыпь теперь монеты песком, примни его и разровняй, чтобы никто ничего не заметил.

Мальчик сделал все, как велела старая гусыня; когда же он снова влез на скалу, он страшно удивился. Акка и шестеро других гусей с величайшей торжественностью двигались ему навстречу. Остановившись перед ним, гуси несколько раз так важно наклонили шеи, что он тоже вынужден был снять с головы колпачок и низко поклониться им.

— Дело вот в чем, — начала Акка. — Мы — старейшие в стае — решили, что если бы ты, Малыш-Коротыш, был в услужении у людей и сделал им столько добра, сколько нам, они не расстались бы с тобой, не заплатив тебе щедрого жалованья…

— Не я вам помогал, а вы заботились обо мне, — прервал гусыню мальчик.

— Вот мы и надумали, — продолжала Акка, — раз человек был вместе с нами во время всего путешествия, он не должен уйти из стаи таким же бедняком, каким пришел.

— Я твердо знаю, что то, чему я научился от вас за эти месяцы, дороже любого богатства, любого золота! — воскликнул мальчик.

— Раз эти золотые монеты все еще лежат в расселине после стольких лет, видать, у них нет хозяина, — сказала гусыня-предводительница, — и думается мне, ты можешь взять их себе, Малыш-Коротыш.

— Ведь вы же говорили, что вам самим нужен этот клад! Разве это не так? — спросил мальчик.

— Нужен, да еще как! Нам надо дать тебе такое жалованье, чтобы твои отец с матушкой подумали, будто ты служил гусопасом у честных и благородных хозяев.

Чуть повернув голову, мальчик бросил взгляд на море, а потом заглянул Акке прямо в ее блестящие глаза.

— Вот чудеса, матушка Акка! Вы увольняете меня со службы и платите жалованье, прежде чем я сам отказался от места! — усмехнулся он.

— Покуда мы, дикие гуси, не покинем Швецию, надеюсь, ты останешься с нами, — решила Акка. — Но я хотела показать тебе, где лежит клад, теперь, пока нам легко добраться до него, не делая слишком большой крюк.

— Вот я и говорю — вы хотите расстаться со мной еще раньше, чем я сам того пожелаю, — стоял на своем Малыш-Коротыш. — Ведь нам было так хорошо вместе и не будет такой уж обузой для стаи, если я полечу с вами и за море.

Когда мальчик умолк, Акка и другие дикие гуси вытянули свои длинные шеи и постояли немного, удивленно втягивая воздух полуоткрытыми клювами.

— Об этом я и не подумала, — призналась, придя в себя, Акка. — Но прежде чем ты окончательно решишься лететь с нами, послушаем, что расскажет Горго. Знай же, когда мы покидали Лапландию, Горго и я надумали, чтобы он слетал к тебе домой, в Сконе, и попытался бы добиться другого, более легкого для тебя уговора с домовым.

— Это правда, — подтвердил Горго. — Но, как я уже сказал, мне не очень повезло. Я быстро отыскал торп Хольгера Нильссона, а полетав над ним несколько часов взад-вперед, увидел домового, который крался между строениями. Я тотчас бросился на него и унес в поле, чтобы никто не помешал нашей беседе. Я сказал ему: мол, меня послала Акка с Кебнекайсе, спросить, не может ли он изменить свой уговор на более легкий и поскорее расколдовать Нильса Хольгерссона?!

«Я бы сделал это со всей охотой, если бы мог, — ответил домовой, — так как слыхал, будто он достойно вел себя во время путешествия. Но это не в моей власти».

Тут я разозлился и сказал, что не побоюсь выклевать ему глаза, ежели он не уступит.

«Делай со мной все, что хочешь, — вымолвил он. — Но с Нильсом Хольгерссоном будет все так, как я сказал. Можешь, правда, передать, что ему лучше бы вернуться поскорее домой со своим гусем. Здесь на торпе — не все ладно. Хольгеру Нильссону пришлось заплатить долг своего брата, которому он очень доверял, и Хольгер на этом прогорел. Еще он купил коня на деньги, что сам взял в долг. А конь захромал в первый же день, как Хольгер выехал с ним в поле, и никакого толку от него так и нет! Да, скажи еще Нильсу Хольгерссону, что его родителям пришлось продать уже двух коров и если никто не поможет, им придется уйти с торпа».

Услыхав эти слова, мальчик сдвинул брови и так стиснул руки, что даже косточки побелели.

— Ну и жесток же этот домовой! — с горечью воскликнул он. — Сделал так, что я не могу вернуться домой и помочь родителям. Но все равно ему не удастся заставить меня изменить другу! Отец с матушкой — люди честные, и я знаю, что они лучше обойдутся без моей подмоги, нежели захотят, чтобы я вернулся к ним обратно с нечистой совестью.

LI МОРСКОЕ СЕРЕБРО

Суббота, 8 октября

Море, всякий знает, необузданно и враждебно-упорно. Поэтому та часть Швеции, которая более всего подвержена его гневу, была уже много-много тысяч лет тому назад защищена длинной и широкой каменной стеной. И стена эта — Бохуслен.

Стена очень широка и занимает все пространство между Дальсландом и морем, но, как и все обычные прикрытия берегов, все молы и волнорезы, она не очень высока. Сложена стена из увесистых каменных глыб, а кое-где в нее вмурованы целиком длинные горные кряжи.

Да разве стоило бы складывать стену из мелких камешков — голышей да гальки, когда надо было воздвигнуть защитную преграду от нападений моря, преграду, которая простиралась бы от залива Иддефьорд до реки Йётаэльв.

Такие огромные сооружения из камня в наши дни уже не возводят. Стена эта, разумеется, древняя-предревняя, и время ее не пощадило. Громадные глыбы уже не прилегают вплотную друг к другу, как, видимо, это было в самом начале. Между ними образовались трещины, такие широкие и глубокие, что на дне их свободно разместились и поля, и дома. Но каменные глыбы, во всяком случае, не так уж далеко отстоят друг от друга, и можно догадаться, что некогда они были частями одной и той же стены.