Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дик

Оглавление

Возвращаясь в субботу вечером вместе с Мортеном к озеру Вомбшён, Нильс изнывал от желания узнать, что скажут Акка и дикие гуси. Уж сегодня-то он показал себя как нельзя лучше! Что правда, то правда, гуси не скупились на похвалы. И только одного-единственного слова, которое он особенно жаждал услышать, они так и не произнесли.

Снова настало воскресенье. Прошла уже целая неделя с того дня, когда мальчика заколдовали. Он по-прежнему был мал, но теперь, похоже, это не очень его огорчало. В воскресенье после полудня он сидел, примостившись на ветке высокой раскидистой ивы на берегу озера, и играл на тростниковой дудочке. Вокруг теснилось множество синиц, зябликов и скворцов — сколько могло поместиться на дереве. Птицы громко распевали, а Нильс пытался подражать им на своей дудочке. Но он был так неискусен и так фальшивил, что у его маленьких наставников все перышки вставали дыбом. Бедные пташки жалобно вскрикивали и в отчаянии всплескивали крылышками. Слушать, как они изо всех сил стараются научить его, было так забавно, что Нильс засмеялся и выронил дудочку.

Потом он заиграл снова, и снова у него ничего не получилось. Огорченные пташки сетовали:

— Нынче, Малыш-Коротыш, ты играешь хуже обычного. Ты не взял ни одной правильной нотки. О чем ты думаешь, Малыш-Коротыш?

— Совсем о другом, — признался Нильс.

И правда, его занимала лишь мысль о том, сколько времени он останется с дикими гусями. А может, его еще нынче отошлют домой?

Внезапно мальчик отбросил дудочку и соскочил с дерева. Он увидел, что к нему длинной вереницей во главе с Аккой направляются дикие гуси. Они шли непривычно медленно и торжественно. Нильс понял: сейчас он узнает, какое они приняли решение.

Гуси остановились, и Акка молвила:

— Ты вправе, Малыш-Коротыш, удивляться моей неблагодарности — ведь ты спас меня и стаю от Смирре-лиса. Но я привыкла благодарить не словами, а делами. И кажется, Малыш-Коротыш, нынче мне удалось оказать тебе большую услугу. Я послала гонца к домовому, который тебя заколдовал, с наказом поведать ему, сколь благородно ты повел себя с нами. Поначалу домовой и слышать не желал о том, чтобы снять с тебя заклятье, но я слала гонца за гонцом, и он сменил гнев на милость. Домовой просил передать тебе: вернись домой — и ты снова станешь человеком.

Как обрадовался мальчик, когда дикая гусыня начала свою речь! Но по мере того как она говорила, радость его угасала. Не вымолвив ни слова, он отвернулся и горько заплакал.

— Это что такое? — спросила Акка. — Кажется, ты ожидал от меня еще большей награды?

А мальчик думал о беззаботных днях, о веселых забавах, о вольной жизни, о приключениях и путешествиях высоко-высоко над землей. Больше их ему не видать!

— Не хочу быть человеком! — захныкал он. — Хочу лететь с вами в Лапландию!

— Предупреждаю, — сказала Акка, — этот домовой очень своенравен. Боюсь, если ты не вернешься домой сейчас, упросить его еще раз будет трудно.

Дурной все-таки был этот мальчишка! Все, чем бы он дома ни занимался, казалось ему просто-напросто скучным! Никого в жизни он никогда не любил: ни отца с матерью, ни школьного учителя, ни товарищей по школе, ни мальчиков из соседних усадеб. Единственные, с кем он более или менее знался, были Оса-пастушка и маленький Матс, которые, как и он, пасли на полях гусей. Но и этих детей он не любил по-настоящему. Да какое там любил! И привязан даже не был! Он ни по ком не тосковал, ни к кому не стремился.

— Не хочу быть человеком! — уже кричал Нильс. — Хочу лететь с вами в Лапландию! Думаете, почему я целую неделю был таким добрым?!

— Я не могу запретить тебе лететь с нами, раз ты сам этого желаешь, — сказала Акка. — Только подумай хорошенько, может, ты все-таки больше хочешь вернуться домой? Настанет день, когда ты раскаешься в своем поступке.

— Нет, — ответил мальчик, — не в чем мне раскаиваться. Мне никогда не жилось так хорошо, как с вами.

— Ну что ж, будь по-твоему, — согласилась Акка.

— Спасибо! — поблагодарил ее Нильс и от счастья заплакал так же бурно, как недавно плакал от горя.

IV ЗАМОК ГЛИММИНГЕХУС

ЧЕРНЫЕ КРЫСЫ И СЕРЫЕ КРЫСЫ

На юго-востоке провинции Сконе, неподалеку от моря, поднимается над равниной старинная крепость — замок Глиммингехус. Это высокое мощное каменное строение видно на много-много миль вокруг. Замок Глиммингехус так огромен, что обычный жилой дом, стоящий рядом с ним, кажется игрушечным.

Наружные стены, перегородки и своды этой каменной громады необычайно мощны, и поэтому внутренние покои — невелики и малочисленны. Лестницы замка — узки, в привратницкой — не повернуться. Чтобы стены крепости сохранили свою неприступность, окна вырублены лишь в верхних покоях; в нижних их заменяют узенькие световые отдушины. В старые времена военного лихолетья, укрываясь здесь от врага, люди радовались этим могучим стенам точно так же, как ныне суровой зимой радуются теплой шубе, надежно защищающей от лютого холода. Когда же настали добрые мирные времена, люди не захотели больше жить в темных и холодных каменных залах крепости и переселились в жилища, куда проникает и свет, и воздух.

В те времена, когда Нильс Хольгерссон путешествовал по свету с дикими гусями, в замке Глиммингехус люди уже не жили, но необитаемым его назвать все же было нельзя. На крыше замка каждое лето селилась в большом гнезде чета аистов, на чердаке жила пара старых сов-неясытей, в потайных ходах с потолков свешивались летучие мыши, в очаге поварни ютился старый кот, а в подвале кишмя кишели сотни черных крыс старинного рода.