Молчание ягнят

Оглавление

Они молча прошли через зал к лифту. В освещенной кабине Старлинг обратила внимание на то, что Пилчер вымотан не меньше, чем она сама.

— Вы не спали ночь и правильно сделали, — сказала она. — Спасибо вам. Мне не хотелось перебивать вас, но я просто…

— Хоть бы его поймали. Хоть бы для вас это поскорее закончилось. Я там еще написал вам названия химикалиев, которые он мог приобретать, чтобы образцы не засыхали. Вот еще что, офицер Старлинг… Мне бы хотелось подружиться с вами.

— Может быть, я позвоню вам, когда освобожусь.

— Пожалуйста, позвоните. Постарайтесь. Я буду ждать!

Дверь лифта закрылась за Старлинг и Пилчером. Зал, посвященный изучению человека с неподвижными человеческими фигурами — татуированными, мумифицированными, со спеленутыми ногами, — затих.

А в инсектарии светились красным кнопки пожарной сигнализации, отражаясь в десяти тысячах живых глаз самых древних обитателей Земли. Гудел увлажнитель воздуха. Бабочка Мертвая голова спустилась по сетке на дно черной клетки, накрытой чехлом. Она нашла в кормушке соты с медом и, схватив кусок мощными лапками, раскрутила хоботок и вонзила его острый конец в воск. Она сидела, тихо посасывая мед, в то время как в окружающей ее темноте возобновилось чириканье и жужжание, столкновения и нападения.

41

Внизу, в полной ненависти тьме, сидит Кэтрин Бейкер Мартин. Тьма роилась у нее под веками. И в короткие секунды судорожного сна Кэтрин чудилось, как коварная тьма заполняла ее всю до конца заползала в нос, уши, запускала свои влажные пальцы куда только могла. Кэтрин зажала рот и нос одной рукой, а другой закрыла влагалище, судорожно стиснула ягодицы, уткнулась одним ухом в матрас, оставив другое беззащитным. И тут тьма принесла звук, от которого Кэтрин вздрогнула и проснулась. Давным-давно знакомый звук. Звук работающей швейной машины. Вот строчит медленно, а теперь быстрее…

В подвальном помещении горели лампочки — Кэтрин видела круг тусклого желтоватого света там, высоко над головой, где в деревянной крышке, прикрывающей колодец, сейчас был открыт небольшой люк. Вот залаял пудель, а затем возник этот странный, потусторонний голос, глухой, неясный. Что-то говорит собаке…

Швейная машина… Очень странно слышать здесь этот звук. Его здесь не должно быть — он принадлежит другому миру, где всегда светло… Солнечная комната из детства Кэтрин. Комната, где шили; приветливо сверкнуло в ее памяти… Экономка, милая добрая Беа шьет на машинке… ее котенок прыгает на развевающуюся от ветра занавеску…

Голос разметал все. Он ворчал на собаку:

— Прелесть, сейчас же положи обратно! Ты уколешься булавкой, что тогда делать будем? Я уже почти все закончил. Да-да, золотко. И сейчас тебя покормлю. Вот закончу и покормлю. Ц-ц-ц-ц…

Кэтрин не имела ни малейшего понятия, сколько времени сидит здесь. Она помнила только, что мылась уже два раза. Во второй раз она стояла во весь рост в лучах света. Она хотела, чтобы он видел ее всю, все ее тело, хотя и не была уверена, что он наблюдает за ней оттуда, сверху. Обнаженная Кэтрин Бейкер Мартин — это не одна, это полторы девушки. Такая могла взорвать любое шоу. Она это знала. И хотела чтобы он ее увидел. «Чтобы трахнуть и убить, надо близко положить», — шептала Кэтрин во время мытья. Она почти ничего не ела и поэтому хотела сделать это как можно скорее. Она знала что сможет драться, точно знала что сможет. Но лучше сначала дать ему. Дать столько раз, на сколько его хватит. Истощить до предела. И уж если ее ноги обнимут его шею, она за полторы секунды отправит его в гости к Иисусу. А получится? Еще как получится! По глазам и по яйцам! По глазам и по яйцам! Поглазамипояйцам!!!

Но сверху не доносилось ни звука. Она давно уже вымылась и надела комбинезон. Ответа на предложение так и не последовало. Ведро с грязной водой, раскачиваясь на тонкой веревке, уехало наверх, а вместо него спустилось другое, которое служило ей туалетом.

Шли часы, а она все сидела и ждала, слушая стук швейной машины. Больше она его не звала. Потом — может, она успела сделать тысячу вдохов и выдохов — услышала его шаги. Он поднимался по лестнице и что-то говорил собаке, что-то вроде «получишь свой завтрак, когда я вернусь». Свет в подвале он оставил. Иногда он оставлял его включенным.

Цоканье когтей и звуки шагов на кухне. Собака завыла. Да, похититель собирался уходить. Иногда он покидал дом надолго.

Вдох — выдох, вдох — выдох. Наверху, поскуливая, бродит собачонка, звякнула чем-то, наверно, своей миской. Скребется, скребется и снова лает. Сейчас не так хорошо слышно, как раньше, когда собака была прямо над ней, в кухне. Теперь собака лаяла не в кухне. Она, видимо, сумела открыть носом дверь и спустилась в подвал. За мышью погналась. Она уже не раз так делала и раньше, когда он уходил.

Внизу в полной тьме Кэтрин Мартин пошарила рукой под матрасом. Нащупала куриную косточку и понюхала ее. Было очень трудно удержать себя, не впиться зубами в остатки мяса и жилок на этой косточке. Она положила косточку в рот, чтобы согреть ее. И вот Кэтрин стоит в головокружительной темноте, немного пошатываясь. Стоит в колодце с отвесными стенами, где не было ничего, кроме матраса, комбинезона, пластмассового ведра и тонкой хлопчатобумажной веревки, уходящей вверх к бледно-желтому свету.

Она уже все просчитала в те короткие мгновения, когда была способна мыслить. Вытянувшись что было сил, Кэтрин ухватилась за веревку. Дернуть или тянуть? Тысячу вдохов она думала об этом. Нет, лучше тянуть.

Веревка растягивалась больше, чем она ожидала. Кэтрин перехватила ее так высоко, как только могла достать, и опять потянула, водя рукой из стороны в сторону, в надежде, что веревка перетрется там, где касается края деревянной крышки колодца. Она водила рукой, пока не заболело плечо. Потом опять потянула на себя. Веревка еще немного растянулась, потом тянуться перестала. Пожалуйста, ну пожалуйста, порвись повыше!.. Хлоп, веревка лопнула и задела ее лицо.