СССР™

Оглавление

157

– Завидно, да? Миша, а что ты будешь делать, если я сейчас резко передумаю уходить на пенсию, приму приглашение, с которого началась наша беседа, встречусь, покаюсь и соглашусь вступить в новую должность? Или даже не соглашусь, только покаюсь и перескажу эти твои слова? Что ты будешь делать, родной?

– Вы меня не пугайте, я, когда испуганный, очень неприятный делаюсь.

– Знакомые слова. Вот чтобы все мы оставались спокойными и приятными, Миша, пожалуйста, исполните ваши обещания. И пацанов моих, пожалуйста, не трогайте.

– А что будет, если тронем?

– Во-первых, все узнают, что вы не держите слово.

– Ах, мы этого не переживем.

– Ну да. А во-вторых, я еще что-нибудь придумаю.

– Это тоже угроза как бы?

– Нет, обещание. Торжественное. Не трогайте, короче. Это, в конце концов, и в ваших интересах. Вы нас пять лет не трогали – ну, почти, будем считать, – и получили три новеньких отрасли экономики, из которых за несколько лет половина ВВП вырастет, не говоря уж о престиже страны и ее роли на мировых несырьевых рынках, в которые вы так рветесь. Кабы не трогали дальше, может, мы бы сейчас с тобой в антигравитационном корабле общались бы.

– Непосредственно в шестой палате.

– Это уж каждый сам выбирает. Не смогли вы удержаться – но теперь чего жалеть. Но вдруг сейчас удержитесь. И вдруг через пяток лет результат получите. Антигравитацию. Лекарства от рака, СПИДа и насморка. Выгодную и невредную утилизацию мусора. Жилкомхоз человеческий. Залатанную дырку посреди страны. Я ничего не обещаю и даже ничего не знаю. Но вдруг.

– Эх, Максим Саныч. Знаете анекдот: такой большой, а в сказки верит?

– Мы рождены. И сказка стала былью.

– Пылью.

– Это уже не у нас. У нас, скорее, быльем поросло.

– Я иногда вас совсем не понимаю. Ладно, боссу, значит, что передать?

– Скажи, я сам позвоню.

– Когда?

– Когда пойму, что нужен.

– Вы и сейчас нужны, считается.

– Не считается. По-настоящему когда потребуюсь – позвоню.

– Он номер сменил.

– А у меня и вовсе номера нет. Пусть совсеть нормально включит.

– Ха.

– Пусть, говорю, совсеть включит поскорее. Я его найду.

– И это, надеюсь, не угроза?

– Даже не обещание. Уверенность. Все, встретимся в Союзе. Совет да любовь.

– Вот вы уп...

Извините, ваш собеседник вышел из совсети. Мы сообщим о его возвращении. Встретимся в Союзе.

Совет да любовь.

ЭПИЛОГ

Друзья мои, прекрасен наш союз!

Он, как душа, неразделим и вечен –

Неколебим, свободен и беспечен,

Срастался он под сенью дружных муз.

Куда бы нас ни бросила судьбина

И счастие куда б ни повело.

Всё те же мы: нам целый мир чужбина...

Александр Пушкин

«Аннушка», захлебываясь смертным ревом, сделала два лишних круга, и Сергей уже стыло подумал: здрасьте, прилетели, надо было все-таки по земле, как привык,– но обошлось. Пилот, грузный кавказец средних лет, проорал посадку – и, спасибо доброму человеку, выполнил ее. Сергей попытался даже поаплодировать, но сразу чуть не улетел башкой в потолок – «Аннушка» неслась по полосе беспечным козлом, так что следовало держать руки при скамье. Да и не услышал бы все равно никто, включая соседей – двух сонных рыбаков в ватных кирасах защитного цвета да суровой бабки с клетчатыми сумками, которые лишних маневров как будто и не заметили.

Соседи слиняли сразу, даже бабка, которую, видимо, у трапа встретил либо взвод внуков, либо самосвальчик. Пока Сергей выковырял лыжи из-под скамьи, пока проделся с ними в узкую дверь под недобрым взглядом спешившего куда-то кавказца, – в общем, к зданию аэропортика пришлось идти в компании сильного ветра с редким снегом – и всё.

Зал ожидания был обшарпан, полупуст и раздражен – причем, похоже, именно Сергеем. Во всяком случае, скучившаяся у выхода с поля группка оглядела последнего пассажира почти возмущенно. Будто это он виноват в опоздании рейса. Опоздание, кстати, ерундовое, так что нечего тут, подумал Сергей, глянув на тусклые старомодные часы в дальней стене, и решительно двинулся сквозь сердитиков. Вышел в центр зала Дедом Морозом, отстукиваясь лыжами, будто посохом, отмахнулся от таксистов, которые и здесь, оказывается, не изведутся никак, поменял сумку с лыжами местами и осмотрелся. Расписание маршруток должно было висеть рядом с будкой, творчески названной «столом информации». Но никакого расписания не было – был белый стенд, самозабвенно замазанный масляной краской поверх кнопочных щербин.

– Слушаю вас, – сказала женщина за не по-здешнему вымытым стеклом.

Сергей улыбнулся – сама вызвалась, надо же, – спросил про маршрутки и получил неожиданно толковый и обстоятельный ответ. То есть сперва застольная тетя уточнила, куда именно ему надо, Сергей, поколебавшись, сказал, и вот тут-то, казалось бы, должны были начаться расспросы и задирания бровей. Но женщина просто объяснила, что северные маршрутки ходят каждые полчаса, но вот именно до Белой Юрты только раз в три часа, и вам как раз повезло – еще двадцать минут осталось.

– А поезда всё? – решил уточнить Сергей, хотя знал и сам.

– Да давно уже, – все так же спокойно подтвердила женщина.

– Спасибо, – сказал Сергей, подхватил сумку и лыжи, но все-таки спросил напоследок – почему-то решил, что обязательно спросить надо. – А «союзники» вообще работают?