Неандертальский параллакс

Оглавление

248

— Мотаться каждый раз из Торонто в Садбери будет неудобно, — сказала Мэри, — да ещё каждый раз проходить деконтаминацию на пути туда и обратно, но…

— Ты забыла, кто ты такая, — сказал Понтер.

— Я… прости, не поняла.

— Ты — Мэри Воган.

— И?

— Ты — та самая Мэри Воган. Любая академия… нет, прости, любой университет с радостью примет тебя в свой штат.

— Да, и это ещё одна проблема. Я не смогу брать по четыре выходных подряд каждый месяц.

— И снова ты недооцениваешь себя.

— Каким образом?

— Правильно ли я понимаю устройство вашего учебного процесса? Ведь вы учитесь лишь восемь месяцев в году?

— С сентября по апрель, правильно. С осени до весны.

— Так что три или четыре раза, когда Двое станут Одним, придутся на время, когда ты не обязана быть в университете. Из оставшихся восьми значительная часть придётся на два последних дня ваших семидневных периодов, в течение которых вы не работаете.

— Однако…

— Однако всё равно останутся дни, в которые тебе нужно быть в университете.

— Именно. И никто не будет идти мне навстречу, чтобы…

— Прости меня, любимая, но каждый с радостью пойдёт тебе навстречу. Даже до твоего последнего визита, но в особенности сейчас, ты не только знаешь о генетике неандертальцев больше, чем любой другой глексен — в том, что неандертальцы знают о генетике, ты также разбираешься лучше любого другого глексена. Ты будешь бесценным приобретением для любого университета, и если для того, чтобы тебя заполучить, им придётся удовлетворить некоторые твои специальные требования, я уверен, они это сделают.

— Я думаю, ты недооцениваешь трудности.

— Правда? В этом можно убедиться, только попробовав.

Мэри в раздумье оттопырила губы. Он был прав; от того, что она наведёт справки, определённо большой беды не будет.

— И всё-таки на то, чтобы добраться от Торонто до Садбери уходит большая часть дня, особенно если прибавить спуск в шахту и всё остальное. Четыре дня запросто превратятся в шесть.

— Да, если ты будешь жить в Торонто. Но почему бы тебе не делать свой вклад в Лаврентийском университете в Садбери? Там тебя знают ещё с тех пор, как я впервые к вам попал.

— Лаврентийский, — повторила Мэри, словно пробуя слово на вкус. Это был очень приятный маленький университет, с первоклассным факультетом генетики, и он выполнял интересные работы по судмедэкспертизе…

Судмедэкспертиза.

Изнасилование. Опять чёртово изнасилование.

Мэри сомневалась, что когда-либо ещё почувствует себя комфортно в Йоркском университете в Торонто. Там ей не только придётся иметь дело с Корнелиусом Раскином — ей придётся работать бок о бок с Кейсер Ремтуллой, ещё одной жертвой Раскина — жертвой изнасилования, которого не было бы, если бы Мэри сообщила о своём изнасиловании в полицию. Каждый раз, вспоминая о Кейсер, Мэри мучилась чувством вины; мысль о том, чтобы снова работать с ней, угнетала её; мысль о совместной работе с Корнелиусом повергала в ужас.

Так что в предложении Понтера была определённая элегантность.

Преподавать генетику в Лаврентийском…

Жить в нескольких минутах езды от шахты Крейгтон, вместилища первого межмирового портала…

А проводить пусть даже всего четыре дня в месяц с Понтером — лучше, чудеснее, сказочнее, чем иметь постоянные отношения с любым другим мужчиной, которого она могла себе представить…

— Но что… что будет с поколением 149? С нашим ребёнком? Я не смогу видеться со своим ребёнком всего раз в месяц.

— По нашей традиции ребёнок живёт с матерью.

— Но если это мальчик — то только до десяти лет. А потом он переезжает к отцу, как Даб скоро переедет. Я не хочу, чтобы мой сын покинул меня всего через десяток лет.

Понтер кивнул.

— Какое бы решение мы ни нашли для того, чтобы завести ребёнка, оно обязательно будет включать манипулирование хромосомами. В процессе этого выбрать для ребёнка женский пол будет тривиальной задачей. Девочка живёт с матерью до двести двадцать пятого месяца своей жизни — примерно восемнадцать лет. Даже в твоём мире дети покидают родительский дом примерно в этом возрасте, разве не так?

Голова у Мэри пошла кругом.

— Ты гений, учёный Боддет, — сказала она, наконец.

— Стараюсь, учёная Воган.

— Это не идеальное решение.

— Такие вещи — большая редкость, — заметил Понтер.

Мэри подумала об этом, потом теснее прижалась к Понтеру и медленно лизнула его в левую часть лица.

— Знаешь, — сказала она, прижимаясь лицом к его заросшей бородой щеке, — это может сработать.

Глава 19

Так что вполне объяснимо, что мы решили взять тайм-аут, чтобы насладиться первыми десятилетиями последовавшего за окончанием Холодной войны процветания, что мы предались ещё одному занятию, сделавшему наше человечество великим: остановились и вдохнули запах роз…

Покинув ресторан, Мэри и Понтер встретились с Мегой и некоторое время поиграли с ней. Но детям уже было пора спать, и Мега ушла домой — в дом, где она жила со своим табантом, Даклар Болбай. В связи с чем Мэри пришла в голову блестящая идея — они с Понтером могли бы провести ночь в доме Понтера на Окраине. В конце концов, Адекора там не будет, и это позволило бы им не мешать Бандре и Гарбу. Понтер был поначалу озадачен предложением: такое было попросту не принято, чтобы женщина приходила в дом к мужчине — хотя Мэри, разумеется, была пару раз у Понтера дома — но когда Мэри объяснила ему свою неуверенность по поводу занятий сексом, когда в доме ещё кто-то есть, он сразу же согласился; они вызвали транспортный куб и уехали на Окраину.