|
Оценить:
|
Собрание сочинений. Т. 5
- Предыдущая
- 26/211
- Следующая
26
Целый день сижу я в пыли,
От жары совсем изнемог я,
Даже ноги мои затекли…»
А за ним ковыляют утки,
Волоча по земле подол,
И галдят: «Купаться! Купаться!
Наш купальщик снова пришел…»
Ничего не поделаешь, право,—
Я к колодцу иду не спеша,
И за мною селезень старый
Ковыляет, как грузный паша.
ГОРОДСКАЯ СКАЗКА
Мы с тобой на столе сидели,
Потому что на стульях — скучно…
За окном по серой панели
Проходили люди беззвучно.
Вдруг спросил ты, на улицу глядя,
И считая шляпы и трости:
«Сорок пятого можно ли, дядя,
Пригласить к нам с улицы в гости?»
И на счастье твое, мальчишка,—
Старикашка в шарфе мохнатом,
С крутобокой гитарой под мышкой,
Оказался как раз сорок пятым.
Он не понял сначала, в чем дело,
Мы ему помахали руками,—
И в переднюю нашу несмело
Он вошел смешными шажками…
Сел к окошку, кроткий и старый,
Улыбнулся тебе, словно внуку,
И на гулкую грудь гитары
Положил озябшую руку.
Русским чаем его мы согрели,
Угостили борщом с ватрушкой.
Помнишь? Первые тихие трели
Золотистой завились стружкой…
Словно он спросил у гитары:
«Хочешь, друг мой, потешить мальчишку?»
И в ответ глухие удары
Понеслись, ликуя, вприпрыжку…
Зазвенела вода ключевая,
И камыш загудел басистый…
Ветер, сонные липы качая,
На лужок умчался росистый…
У воды забубнили пчелы,
Над пушистой ивой танцуя,
И русалка рукою веселой
В них метала светлые струи…
А потом поднялась вдруг буря,—
Налетели аккорды буруном…
Старикашка, брови нахмуря,
Наклонялся все ниже к струнам.
Башмаком он притоптывал грозно,
На столе дребезжали стаканы…
Помнишь, как ты слушал серьезно,
Сунув пухлые лапки в карманы?
А потом — умолкла гитара…
Старичок улыбнулся по-детски
И, очнувшись вдруг от угара,
Ты на коврик сел по-турецки.
Мы нашли шерстяную тряпицу,—
Для гитары его одеяльце,
Да еще мои рукавицы,
Чтоб не зябли старые пальцы…
И ушел от нас «сорок пятый»,
Старичок — случайный прохожий,
Спрятав носик в свой шарф мохнатый…
Помнишь, как мы вздохнули в прихожей?
ВОЛШЕБНИК
«Я сейчас, дядя Саша, — хотите? —
Превращу вас в кота…
Вы рукав своей куртки ловите
Вместо хвоста,
И тихонько урчите,—
Потому что вы кот,
И, зажмурив глазки, лижите
Свой пушистый живот…
Я поставлю вам на пол блюдце
С молоком,—
Надо, дядя, вот так изогнуться
И лакать языком.
А потом я возьму вас в охапку,
Вы завьетесь в клубок, как удав,—
Оботру я усы вам тряпкой,
И вы скажете: „Мяв!“
А кота, настоящего Пышку,
Превращу я — хотите? — в вас.
Пусть, уткнувшись мордою в книжку,
Просидит целый час…
Пусть походит по комнатам вяло,
Ткнется рыльцем в стекло
И, присев к столу, из бокала
Вынет лапкой стило…
Сам себе язык он покажет,
Покачается, как пароход,—
А потом он кляксу размажет,
Папироску в угол швырнет
И, ко мне повернувшись, скажет:
„Не бурчи, бегемот!..“»
Но в ответ на мальчишкины бредни
Проворчал я: «Постой!..
Я и сам колдун не последний,—
Погоди, золотой!
За такое твое поведенье
Наступлю я тебе на мозоль:
Вот сейчас рассержусь — и в мгновенье
Превращу тебя в моль…
Над бокалом завьешься ты мошкой —
Перелет, пируэт,—
Вмиг тебя я прихлопну ладошкой,
И, ау, — тебя нет!
Кот лениво слижет с ладони
Бледно-желтую пыль
И раскинет живот на балконе,
Вскинув хвост, как ковыль…»
Ты надулся: «Какой вы несносный!
Я за это…» Ты топнул и встал:
«Превращу я вас в дым папиросный…»
Но, смеясь, я сказал: «Опоздал!»
ДНЕВНИК ФОКСА МИККИ
О ЗИНЕ, О ЕДЕ, О КОРОВЕ И Т. П
Моя хозяйка Зина больше похожа на фокса, чем на девочку: визжит, прыгает, ловит руками мяч (ртом она не умеет) и грызет сахар, совсем как собачонка. Все думаю — нет ли у нее хвостика? Ходит она всегда в своих девочкиных попонках; а в ванную комнату меня не пускает, — уж я бы подсмотрел.
Вчера она расхвасталась: видишь, Микки, сколько у меня тетрадок. Арифметика — диктовка — сочинения… А вот ты, цуцик несчастный, ни говорить, ни читать, ни писать не умеешь.
Гав! Я умею думать, — и это самое главное. Что лучше: думающий фокс или говорящий попугай? Ага!
Читать я немножко умею: детские книжки с самыми крупными буквами.
Писать… Смейтесь, смейтесь (терпеть не могу, когда люди смеются)! — писать я тоже научился.
Правда, пальцы на лапах у меня не загибаются, я ведь не человек и не обезьяна. Но я беру карандаш в рот, наступаю лапой на тетрадку, чтобы она не ерзала, — и пишу.
Сначала буквы были похожи на раздавленных дождевых червяков. Но фоксы гораздо прилежнее девочек. Теперь я пишу не хуже Зины. Вот только не умею точить карандашей. Когда мой иступится, я бегу тихонько в кабинет и тащу со стола отточенные людьми огрызочки.
* * *
Ставлю три звездочки. Я видал в детских книжках, — когда человек делает прыжок к новой мысли, — он ставит три звездочки…
- Предыдущая
- 26/211
- Следующая
