Собрание сочинений. Т. 5

Оглавление

Игорь просыпается, садится на свою складную койку в углу хижины, испуганно хлопает глазами и долго не может понять, в чем дело. Свеча горит. Сердитый и взлохмаченный, сидит, свесив с тюфяка ноги, дядя Вася. За тонкой дверцей раздирающий сердце писк и всхлипыванье. А черная лапка изо всех сил скребется, просовывается сквозь щель внизу по самое плечо.

— Котенок?

— Он самый… Сокровище! Нянчись тут с ним.

— Я его возьму к себе. Он уснет… Уснешь, правда? Будешь лежать смирно?

Котенок что-то такое неопределенное ворчит. Уснет, пожалуй.

Сердце у Игоря не каменное. Он впускает котенка в комнату, и, конечно, тот его дерзко обманывает: уже без всяких хитростей лезет к самому носу, цапает лапкой за губу, урчит свою песенку в самое ухо. Игорь терпит. И только тихо-тихо укоризненно шепчет:

— Спи, дурачок, спи, умница! А то дядя Вася рассердится и выставит нас обоих. Укладывайся… Ах, какой у тебя шершавый язык…

И наконец оба затихают.

А перед рассветом, когда так зверски хочется спать, когда солнце еще и не думало вставать, когда люди, мулы и собаки самые хорошие сны видят, котенок продирает глаза и начинает… играть. Ему хорошо, он днем отоспался, а мальчику каково!

Кто это по животу, как дикая зебра, прыгает? Котенок. Шевельнешь пальцем ноги, а он со всех ног на палец, цап — и грызет… Он думает, должно быть, что у Игоря на каждой ноге по пяти мышей. Нет, дудки! Сонный мальчик соскакивает на холодный пол, хватает котенка в горсть — и за дверь.

«Кричи, крики, миленький, так я тебе и открою…»

Так любо, натянув на нос одеяло, спокойно вытянуть ноги: никто по тебе не ползает, не мажет хвостом по лицу, не хватает за пальцы…

Верьте, не верьте, но он ел самые неподходящие для кота вещи. Помидоры, белый хлеб, маслины, макароны, рис, овсянку. Игорь только радовался. Бегать через леса и холмы за печенкой, слуга покорный. Сами они печенки не едят, да и в жару пока ее донесешь — она протухнет…

Особенно нравилась ему дыня. Да, да, такие уж в Провансе вкусы: коты обожают дыни, собаки — виноград. Местные хозяева знают: если в огороде выедена вся дыня, одна кожура осталась, значит — это дело кошки.

Игорь не жалел, ешь. Только вниз не бегай, чужих дынь не воруй. Но котенок разыскивал в лесных закоулках все места, куда Игорь выбрасывал дынные семечки, и подъедал их дочиста. До того объедался, что потом все бегал под виноградные кусты и пищал.

— Мняу! Живот болит…

Ах, сколько он ел! Если бы человек по своему весу съедал в такой же пропорции, то ему на обед понадобилась бы бочка макарон, ведро риса и дюжины две дынь….

Мишка все к дяде Васе приставал:

— Сделайте, пожалуйста, опыт!

— Какой такой опыт?

— Дайте ему есть, сколько он хочет. И я еще принесу на закуску колбасы и сыра и молока.

— Нет уж, спасибо. Можешь над собой опыты производить. Ну и лопнет мой котенок, как перезрелая слива осенью. Раз я взялся его воспитывать, как я могу такому обжорству потакать…

Мишка, кажется, обиделся. Очень уж ему интересно было посмотреть, как котенок лопнет. Этого, пожалуй, и в кинематографе не увидишь. Но дядя Вася был строг и котенка до такой позорной смерти не допустил.

* * *

Однажды он исчез. Игорь обшарил все его любимые места — встряхнул мешок из-под брезента, заглянул во все лесные помойки, нет нигде. И заскучал и задумался:

— Уж не охотник ли его подстрелил? Со вчерашнего дня охота разрешена. По всем холмам пальба идет. Кроликов нет и в помине, птиц, кроме сорок да залетных ласточек, не увидишь, — мог кто-нибудь и в котенка невзначай пальнуть… Приняли же мы его за кролика.

Но когда к вечеру дядя Вася спустился с племянником к старой крестьянке за бобами, — черный котенок нашелся.

Он сидел на коленях у хозяйкиной дочки, урчал и лизал ее пальцы. А на полу стояло блюдце с остатками жареной рыбы.

«Ага! — подумал Игорь. — Вот в чем дело…»

На пришедших с холма посмотрел он сонными, равнодушными глазами:

— Пришли? Мяу, очень вы мне нужны теперь… Есть на свете вещи вкуснее ваших объедков… И колени у хозяйкиной дочки тоже помягче ваших.

Дядя Вася ничего не ответил. Зачем ронять свое достоинство. И когда хозяйка спросила, может ли он теперь же оставить у них котенка, все равно ведь он скоро уедет, — он притворно зевнул и равнодушно махнул рукой:

— Пожалуйста.

А Игорь отвернулся, слизнул сбежавшую к углу рта соленую слезинку и стал колупать у дверей известку.

XII. ВОЙНА С МУРАВЬЯМИ

В углах хижины стоял сколоченный из ящиков первобытный шкаф. В шкафу на полках все, что нужно каждому человеку, глупый ли он, или умный, все равно: рис, сахар, макароны, соль, свечи и посуда…

Сунулся как-то дядя Вася в шкаф за сахаром — в жару ведь только лимонным соком с сахарной водой и утолишь жажду, — и обомлел. Среди кусков сахара, как маковые зерна, кишели мураши, вдоль недоеденной дыни черной ленточкой прогрызли дорожку мураши, в сдобной булочке мураши… Кто, наконец, здесь хозяин — он или мураши? Он ходит за провизией в приморское местечко, таскает ее по жаре два километра в сетке, пакеты раскачиваются и лезут вверх, песок забирается в туфли, колючий дрок хлещет по ногам — и все это ради мурашей?..

Откуда они пришли? Еле заметный живой извилистый хвостик шел до дверей и под нижней дверной петлей пропадал в ямке: под дверью был муравейник. Дядя Вася терпеливо перебрал сахар, остатки дыни выбросил на поживу сорокам (съедят с муравьями!) и принялся за муравейник. Угостил муравьев всем зловредным, что в доме нашлось, — спиртом-денатуратом, потом керосином, потом мыльной водой, но мелкая тварь хоть бы что… Корчилась, суетилась, быстро обсыхала и опять ползла двойной цепочкой — к шкафу и обратно. Тогда он рассердился, разбросал муравьев жесткой метлой во все стороны, а вход в муравейник наглухо замазал гипсом.