Пером и шпагой

Оглавление

Курки уже взведены, и — кто будет тот смельчак, который отважится выстрелить первым?

ВЫСОКАЯ ПОЛИТИКА В преддверии грозных событий Фридрих не забывал об украшении Сан-Суси. В бедном платье сейчас он плыл по каналам Голландии, по дешевой цене скупая картины старых мастеров (кто заломит втридорога с бедного человека, трясущегося над каждым талером?). В таверне Амстердама, которая славилась своими паштетами, трактирщица сказала королю:

— Еще чего захотел! Паштет тебе? Да где ты, бродяга, возьмешь гульден, чтобы расплатиться со мной по-божески?

— Так и быть, я сыграю тебе, — вздохнул король и, достав флейту, заиграл… Он играл долго, прикрыв глаза, не замечая трактирного шума, пока женщина не придвинула ему тарелку с паштетом, пока рядом с ним не уселся восторженный незнакомец:

— О как вы вдохновенны, сударь!

Король спрятал флейту и взялся за кривую вилку.

— Что делать, — отвечал он. — Нужда всегда порождает во мне острые приступы вдохновения…

Они беседовали недолго, но интересно. И незнакомец по имени Анри де Катт (уроженец швейцарских кантонов) оказался на редкость умным и живым собеседником. В разговоре с ним король не раскрыл своего титула, а на прощание сказал:

— Ты напиши мне, сынок.., в Бреславль! Может, я тебе пригожусь…

Они встретились в Бреславле, и де Катта ввели в покои его величества

— короля прусского. Фридрих издали протянул ему руку:

— Узнаешь ли ты старого бедного флейтиста? Не хочешь ли, сынок, и ты подуть в мою удивительную флейту?

— Но моя вера.., но мое подданство…

— Все это — чепуха для одурачивания людей! — рассмеялся король. — Что родина? Что религия? Это ложь. Человеку хорошо только там, где ему хорошо… Скажи по чести: место секретаря при моей особе тебя устроит?

— Недостоин, ваше величество!

— Достоин тот, кто удостоен моего внимания… Они прибыли в Сан-Суси, король свел де Катта по террасам в Нижний сад, где посреди зеленой лужайки, на постаменте из белого каррарского мрамора возлежала прекрасная юная богиня.

— Изображение Флоры украшает вид Сан-Суси, — заметил де Катт.

Фридрих ударил тростью по мрамору постамента:

— Разве ты не видишь, что богиня возлежит на.., саркофаге?

Действительно, под Флорою уходил в землю могильный камень.

— А еще ниже, — произнес король, — мною вырыт склеп. Наивной прелестью укрыл я свое мрачное прибежище. Там-то я высплюсь за всю свою бессонную жизнь. Помни, де Катт: король всегда готов к войне, а значит, он готов и к смерти…

Де Катт остался при Фридрихе на двадцать лет. Он прошел с королем все громы битв и оставил нам в своих записках короля Пруссии живым, дерзким, афористичным, то страдающим, то ликующим. Благодаря де Катту мы знаем каждый шаг короля.

***

Сейчас король нюхал табак, стучал перстнем по картам Европы и беспокойно озирался: где суть? Переговоры с Лондоном велись успешно, но.., не хотелось бы ссориться и с Людовиком! Исподтишка, через потаенные каналы дипломатии, Фридрих с цинизмом небывалым предложил Версалю двинуть свои войска и взять у англичан Ганновер… «То-то будет потеха!» — смеялся король.

Но Версаль на это ответил ему — через своего посла:

— Король Франции советует вам как другу, чтобы вы сами захватили Ганновер, и тем вы еще более укрепите дружбу Потсдама с Версалем…

Париж еще не знал, что Берлин вот-вот заполучит субсидии от Англии, и Фридрих, как хороший актер, вдруг разыграл перед послом Франции приступ бешеной ярости:

— Как вы можете давать мне такие советы? Вы разве забыли? Да у меня русские легионы сидят на шее в Курляндии! Вы, французы, просто счастливчики, ибо не можете знать того страха, который я должен постоянно испытывать перед Россией…

И час пробил: в январе 1756 года Лондон заключил с Пруссией «Вестминстерский» договор — тоже субсидный (очень похожий на тот, который Вильяме, с помощью Бестужева, вырвал у Елизаветы).

— Великолепно, — обрадовался Фридрих, — теперь Россия нам не опасна, а на войну, как и на свадьбу, ходить с пустым кошельком никому не советую…

Но прискакал в Сан-Суси, совсем некстати, запыхавшийся герцог Нивернуа — посланцем лично от Людовика XV.

— Франция вам так верила, как, может, не верила самой себе! Что вы сделали? — ужасался Нивернуа. — Версаль и король в отчаянии от вашей черной измены.

— Измены? О нет! — сразу отперся Фридрих. — Этим договором я оказал только услугу Версалю. Отныне вы можете спокойно заниматься вашей излюбленной «тресковой войной» возле Ньюфаундленда с британскими корсарами. А я беру на себя вашего врага Австрию и… Улыбнитесь же, герцог! Сейчас я вас обрадую. Тех русских, что сидят на моей шее, я тоже беру на себя. Версаль, таким образом, может с головой залезть в польские распри — русским станет не до поляков!

— Но Англия, Англия… — страдал Нивернуа. — Как вы могли? Ведь британцы уже залезли в нашу Канаду! Фридрих раскатал перед герцогом карты:

— Я все продумал. Продумал за вас! Франции лучше всего высадить свою армию на берега Шотландии. Смотрите, герцог… Я все продумал. Все, чтобы обессмертить имя Франции в веках высадкой десантов на острова Королевства!

Так говорил человек, только вчера заключивший договор о дружбе с Англией, — недаром же Гитлер почитал Фридриха великим и безгрешным, почти святым королем.

***

Мнимое «равновесие» Европы пошатнулось. Пруссия невольно становилась врагом Франции. Теперь Елизавете Петровне осталось ратифицировать договор о союзе с Англией, и тогда русские невольно оказались бы в союзе с Пруссией. Но в России вели себя так, будто ничего не ведали. Они и на самом деле ничего не ведали: до Санкт-Петербурга еще не доскакали курьеры с новостью. Ратификации договора по-прежнему томились на столе Елизаветы, и она, как всегда, оттягивала их подписание: