Джентльмены чужих писем не читают

Оглавление

104

Глава 37. Тройной христос

Резидентура – это вам не склад готовой продукции на гондонной фабрике, не оптовая база по торговле памперсами и сникерсами; проверка из Центра нагрянула вполне неожиданно.

Сучонок привёз из Теуакана полицейский рапорт с места происшествия, паспортные данные обоих покойников и заверил Батю в том, что растерзанный горячими крупнокалиберными зверьками бывший человек в Теуканском морге действительно есть не кто иной, как 4F-056-012, потому что, хоть морда у трупа и расквашена до неузнаваемости, зубы у трупа находятся в идеальном состоянии: белые, крупные, хоть вынай их за ненадобностью и пересаживай себе. Бурлак, не откладывая в долгий ящик, сактировал бывшего старшего лейтенанта Генерального штаба ВС РФ Ивана Пупышева и первой же диппочтой отправил акт с прочими документами в Центр.

Только было кое-что, заставившее Бурлака на минуту похолодеть. Известие о том, что 4F-056-012 успел обжениться с этой террористкой. Теперь-то уж точно возьмут за афедрон, и – на Хорошёвку, подумал Бурлак. Афедрон ни слова не возразил.

А на Хорошёвке – известное дело: хоть криком кричи, что, дескать, я не страж нелегалу своему, хоть плачем плачь, что больно, хоть смехом смейся, что смешно – ничего не поможет. Скрыть от Центра факт женитьбы невозможно: во-первых, сучонок уже взял себе на заметку связь 4F-056-012 и бывшего советника по нацбезопасности, да уже и отправил куда надо эту свою сраную заметку; во-вторых, уже и привезённая сучонком местная газетёнка прописала на третьей странице о том, что бывший советник расстрелян находясь в одной машине со своим зятем; всё это и вообще могло бы вылиться в громкую газетную сенсацию, если бы не чемпионат континента по футболу, открывавшийся в Маньяна-сити буквально на следующий день.

С чемпионатом подвезло: и материал про двойное убийство дальше третьей полосы не пошёл, и есть чем соблазнить нагрянувших полканов, чтобы не торопились прежде времени человеческий фактор в сторону откинуть. И вообще страна Маньяна во время футбольных чемпионатов вся поголовно сходит с ума, вся от нищего индейца, подтирающегося горстью песка посреди пустыни Лос Кабайос, до Бенито Вулворта Третьего, нынешнего хозяина холдинга “Фирменные магазины Вулворта”.

Чем-то надо прикрыть эту дурацкую женитьбу. А чем – Бурлак пока не придумал. Ладно, когда возьмут за афедрон, тогда и придумается что-нибудь. Спросят – ответим. Пускай пока спросят. Может, всё и обойдется.

При советском режиме резидентуру трясли проверками никак не реже чем раз в четыре месяца, и трясли всерьёз. Бурлак ещё помнил времена, когда во главе такой комиссии обязательно приезжал член ЦК, понимавший в шпионаже не больше, чем Штирлиц в лесбиянстве, но в каждую щель свой поганый партийный нос сующий. Потом ЦК упразднили, страну просрали, армии указали место за парашей, и проверки, хоть и не прекратились, но приобрели характер формально-коммерческий – положительных эмоций в жизнь росзагранслужащих не привносили, но и пугать особенно никого не пугали.

Но кто знает, чего ждать от этих?.. Если они нагрянули действительно по сигналу сучонка, так и ничего хорошего…

А может, и плевать.

Один из полковников, Саша Ноговицын, ровесник Бурлака, был последнему хорошо знаком, поскольку приезжал сюда, в Маньяну, со всякого рода проверками и поручениями раз, наверное, десять. Двух же других Бурлак видел впервые. Более того, его намётанный взгляд не определял в них принадлежности к высшей армейской касте – добывающим офицерам разведки. Одного из них ещё можно было с некоторыми натяжками записать в отставные спецназовцы, другой же был вовсе непонятного роду-племени. Хотя, когда прозвучала его своеобразная фамилия, Бурлак вспомнил: да, приходилось слышать пару раз. Полковник Гарвилло был знаменит на всё Второе главуправление своими яростными похождениями по бабам.

– Ну что, Владимир Николаевич, – сказал, усаживаясь в кресло, полковник Ноговицын. – Непорядок у тебя, говорят, в конторе. Нелегалов тут твоих кладут, говорят, по-чёрному из пулеметов…

– Все под Богом ходим, – усмехнулся Бурлак разбойничьей усмешкой. – Терроризм тут у нас, понимаешь… Рассадник…

– Знаю, знаю, – ответил Ноговицын. – Терроризм, инфляция, наркомания, проституция. Как, впрочем, и у нас.

– Ну, уж не так всё страшно, – сказал Бурлак. – Я читал в местных газетах, что там у вас этот, лысый в кепке – всё отстраивает заново, красоту, говорят, наводит, памятники какие-то…

– Ага, – сказал Ноговицын. – Живем как беженцы в музее. Домой с наступлением темноты пробираешься оврагами, как кандагарский партизан. Прячась за теми самыми памятниками. Думали, у тебя тут покой и тишина, ан нет, и здесь разборки, и здесь стреляют…

Зубы заговаривает, гад, подумал Бурлак. Два других полковника, помоложе, печально покивали головами: дескать, да, разочаровываешь ты нас сильно, страна Маньяна, и ты, Володя, маньянский резидент, разочаровываешь сильно, потому что порядка здесь ни хера навести не можешь…

– Я там, вроде, выслал с рапортом все документы по этому делу… – сказал Бурлак.

– Документы твои я читал. По документам к тебе претензий нет.

– Понятно. А по чему есть?

– Да пока ни по чему нет, – сказал Ноговицын с некоторой обидой в голосе. – Почему они обязательно должны быть, претензии? Что ты нас так неласково встречаешь, твою мать? Как врагов…

– Нервный ты стал на этой работе, Володя, – попенял резиденту Юра Гарвилло. – Слова тебе не скажи.

Третий полковник, Игорь Клесмет, краснорожий амбал весом сто тридцать пять кило с выпирающими из орбит от избытка здоровья глазами, ничего Бурлаку не сказал, только посмотрел укоризненно.