Джентльмены чужих писем не читают

Оглавление

– Папа? Это aguila. Всё чисто вокруг, всё чисто.

– Ты хорошо посмотрел, aguila?

– Хорошо посмотрел.

– Подошли-ка на всякий случай пару бойцов, пусть обойдут асьенду. Не нравятся мне эти её телефонные знакомства…

– Хорошо, папа, через два часа бойцы подъедут. Ничего не бойся. Сам без нужды за периметр не высовывайся. Конец связи.

Узкоголовый снял шлем с головы, закрыл ящичек и обратился к пилоту, перейдя на родную речь:

– Полетели домой, Колян.

Подполковник ВВС Николай Сергеевич Вардамаев кивнул и повернул лёгкую машину стеклянной мордой к океану.

Глава 18. Мало водки, por favor!

Что же за мать тебя рожала, образину? – с благоговейным трепетом думал Валерий Павлович, косясь на гангстера Серебрякова, который жадно, с хрустом и брызгами пожирал жареного цыпленка. В прежние-то времена тебя за версту бы к загранрезидентуре не подпустили. А теперь – бардак, текучка кадров, что ли, у вас… И всё равно не в резидентуре тебе место. В Дисней-ленд тебя надо, в комнату ужасов. Тогда остальные экспонаты можно будет оттуда демонтировать. У нас в ГРУ тоже, конечно, попадаются экземпляры, но таких, как ты, пожалуй что, нужно специально выращивать. Или специально рожать, от специальных матерей. Что же касается папаши, то с папашей вопрос ясен. Сон разума был ваш папаша…

Серебряков, между тем, дожрал цыпленка, выковырял кости из зубов и заговорил.

– Слушай, парень, – сказал он. – Я тебе la pasta на уши вешать не буду, я, конечно же, не случайно на тебя наткнулся на улице и сюда затащил. Мне нужно с тобой одно дельце обтолковать. Взаимовыгодное.

– Я слушаю, – кивнул Мещеряков. – Я ни на секунду не сомневался, что наша встреча не случайна.

– Ну да, мы тут за тобой пару разочков присмотрели, взяли на заметку, в какого типа гадюшниках ты любишь питаться. По-моему, в твоём вкусе заведеньице, а? Я сам здесь жру каждый день. Что в этом такого?

– Ничего, ничего! – поспешил заверить его сучонок.

– Ты не против, надеюсь?

– Не против чего?

– Нашего интереса к тебе.

– Да ничуть! Подумаешь, большое дело – присмотрели за коллегой из смежного ведомства… Чай не принцесса, присматривайте сколько влезет…

– Ну, я рад, что ты готов к сотрудничеству, – сказал Серебряков. – А дело у меня такое. Шеф твой, понимаешь, всех тут достал, собака паршивая. Не пора ли его мордой в гуано окунуть, ась?

Мещеряков задумался. Больше всего ему хотелось сказать этой жуткой роже, что и его тоже этот шеф, этот чёртов Бурлак достал так, что дальше некуда, и давно пора его не только что окунуть мордой куда следует, но и вообще в упомянутой субстанции утопить раз и навсегда. Но, разумеется, он не стал спешить с горячими и искренними заявлениями. Грош цена была бы ему как разведчику, и вообще как военному, если бы он в подобных ситуациях давал волю своему языку. У военных, дающих волю языку, этот самый язык вскорости начинает примерзать к горлышку бутылки в непростых климатических условиях северной оконечности архипелага Новая Земля. К чекистам, впрочем, это относится в ничуть не меньшей степени, чем военным.

– И что вы предлагаете? – осторожно осведомился Валерий Павлович. – Дать по голове, и – в Рио-Гранде?..

Глаза гэбиста заблестели.

– По голове – это было бы самое оно, – сказал он с лёгким вздохом. – Но нельзя. Не прежние времена. Вонищи будет – не продышимся.

Толстоногая девица с распутными глазами принесла в закуток, где два шпиона прятались от прочей публики, пиво для Серебрякова и кофе для его визави. Ставя заказ на столик, она стрельнула взглядом в одного и задела круглым упругим бедром другого. Но заговорщики никак на её старания не реагировали. У них были дела поважнее.

– То, что вы предлагаете, для вас – игрушки, для меня – трибунал, – сказал Мещеряков. – Конвейер и пуля в затылок в тёмной комнате с хитрой щелью. Я что – произвожу впечатление самоубийцы или сумасшедшего?

– Ты, парень, не производишь такого впечатления, – сказал Серебряков, поднял руку вверх и щелкнул пальцами на весь кабак. – Ты производишь впечатление человека, которого хитрожопое начальство ставит раком десять раз на дню и заставляет при этом петь гимн отечества родного.

– С чего это вы взяли? – нехорошо усмехнулся Валерий Павлович.

– Просчитали мы тебя. Ты уж извини за пристальный интерес к своей персоне, братан. Но есть у нас такая вот в тебе необходимость. А просчитать человека – это как два пальца об асфальт. Вишь ли, лицо человеческое – оно ведь как лист бумаги из книжки с картинками, с него всё, что хошь, считать можно при достаточном навыке.

– Ну, это вы мне можете не объяснять, – с достоинством сказал сучонок, набравшись смелости посмотреть в лицо своего собеседника, напомнившее ему отнюдь не лист бумаги, а, скорее, танковый полигон под Кубинкой. – Я отчасти сам специалист в этом вопросе…

Опять появилась девица, принесла два запотевших бокала с водкой. На этот раз она не просто коснулась Валерия Павловича, а прямо-таки пихнула его в плечо своим круглым жарким задом.

– Я не пью! – сказал Мещеряков, но бокал почему-то сам собой оказался в его руке, и злодей Серебряков уже тянулся к нему чокнуться.

– Врёшь, пьёшь, – сказал злодей.

– Вру, – признался Мещеряков и выпил. – Я надеюсь, вы мне туда клофелину не намешали?..

– Обижаешь, брат. Что я – дешёвая прошмандовка вокзальная, клофелинить тебя? Чай, найдутся у нас летательные препараты для уважаемого человека надлежащего какчества… Контора, в отличие от, извини, твоей организации, пока ещё на ногах стоит достаточно крепко, хотя собак на нас в своё время навешали столько, сколько тебе с твоим Бурлаком Батраковичем и не снилось…