Джентльмены чужих писем не читают

Оглавление

116

– Пять, – сказал Бурлак.

– Две, – сказал сучонок, с непониманием на него посмотрев. – Ладно, три. Время пошло.

С этими словами новоиспеченный “батя”, сжимая в потной руке бумажку с шифром, вышел из приёмной.

Бурлак открыл дверь и вошёл в свой “пакгауз”. Накинув крючок, он подошёл к столу, отпер один из ящиков, дотянулся до потайного ящика под отпертым, нажал на одному ему известную шляпку гвоздя и достал оттуда девять тысяч долларов, перевязанных ниткой и запаянных в полиэтиленовый пакет. Он разорвал пакет, прибавил к тому, что там лежало, ещё три тысячи, полученные от Ноговицына, и заклеил пакет. Спустив брюки, он прилепил пакет скотчем к внутренней стороне бедра, после чего застегнулся. Потом он достал оттуда же маньянский паспорт с водительскими правами, выписанные на подставное лицо маньянской национальности, но с его фотографиями, и сунул в задний карман, застегнув его на пуговку. Семь бед один ответ. Хуже уже не будет. Открыв другой ящик, он достал пачку маньянских денег и беспорядочно распихал их по карманам пиджака. Наконец, он выдвинул верхний ящик и взял в руку пистолет ТТ калибра 7.62 мм со звёздочкой в кружочке и буквами “СССР” на рукоятке.

Вставив в пистолет обойму и подняв предохранитель, он прицелился во входную дверь. Подержав дверь на мушке, он вздохнул и разрядил боевое оружие. Кабы не гэбэшные морды на входе-выходе, может, и был бы шанс уйти. Замочить сучонка и Гришку, запереть трупы в кабинете, да и дать деру. Сутки форы у него бы было. За сутки можно многое успеть. Можно раствориться бесследно в дебрях континента, и не только это. Но дядьки… Слишком много придется валить народу, слишком много шуму будет из этого ничего, это при самых благоприятных раскладах. Не дадут уйти. Что-то надо придумать поумнее.

Обоймы с патронами к “ТТ”, основную и запасную, он бросил в унитаз, правда воду спускать не стал. Пусть сучонок за ними лезет.

Да, кстати!..

Он открыл тяжёлую дверцу сейфа – не современного хромированного и никелированного, блестящего, как Майкл Тайсон на девятнадцатом раунде, а старого, облезлого несгораемого монстра, полученного, судя по всему, ещё в счёт репараций после второй мировой войны, но с замком, до сих пор работающим как швейцарские часы. Быстро перебрав разные бумаги, Бурлак вытащил на свет божий тонкую папочку, извлек из неё пачку бумаг, листов десять, свернул и положил в нагрудный карман пиджака. Авось, сучонок его обыскивать не решится. А там, глядишь, и пригодится в хозяйстве.

Он открыл дверь пакгауза. Сучонок топтался в приемной, с любопытством пытаясь уловить хоть какой-нибудь звук из-за звуконепроницаемой двери. Степень разочарования на его круглой физиономии при виде Бурлака, живого и незастрелившегося, описанию не поддаётся.

– Валера, – позвал Бурлак. – Заходи.

Мещеряков осторожно ступил в святая святых – командирский пакгауз, где огребал трендюлей ещё зеленым старлеем, затем, в капитанских чинах, тоже огребал трендюлей, да и в майорах неоднократно бывал смешан с говном, которое, выйдя отсюда, спешил отжать на сослуживцев и безответных шифровальщиков.

– Ключи, печать и пистолет на столе, – сказал Бурлак. – Владей, дорогой. Ни в чем себе не отказывай. Я пойду прогуляюсь напоследок. Насколько я понял, приказу вязать меня по рукам и ногам от высочайшего руководства не поступало…

Сучонок взглянул на него страдающим взором.

– Что, думал, что я застрелюсь? – усмехнулся Бурлак. – А я вот передумал.

На двери стояли те самые двое ходоков, что первыми попались Бурлаку, когда он припёрся в резидентуру. Взглянув понимающе на их виноватые морды, Владимир Николаевич миновал “танцкласс” и поднялся в радиоконтроль. Говно собачье, усмехнулся он. Выйди, дай команду этим волкодавам на меня наброситься – за документы и деньги, которые ты бы на мне нашёл, тебе бы лишнюю медаль дали потом, если не подполковника сразу. Я бы так и сделал на твоем месте. А у тебя никогда духу не хватит так сделать. Поэтому я – Батя, а ты – говно на палочке.

На лестнице из какого-то закоулка внезапно вынырнул пятый шифровальщик Гришка и, с ужасом оглянувшись по сторонам, сунул ему листок со свежей шифровкой.

На этот раз зрение Бурлака не подвело. Он прочитал: “Совершенно секретно. Приказываю врио командира дипломатической резидентуры ГРУ-043-М майору Мещерякову Валерию Павловичу обеспечить встречу в аэропорту Маньяна-сити полковника ГРУ Ноговицына Александра Петровича и полковника ГРУ Клесмета Игоря Владимировича, вылетающих рейсом…”

Что за ерунда, нахмурился Бурлак. Что за хитрые игры, что за шпектакль в ёпперном театре?.. Некого больше послать эвакуацию учинить резиденту?.. Молодые мордовороты в красной армии перевелись?..

“…содействовать в организации эвакуации резидента…”

Ну, дальше всё понятно. Но почему Клесмет, почему Ноговицын Шурка?..

Значит, игра. ГРУ ведет игру.

Значит, не факт, что впереди – конвейер, гражданская казнь, пензия и нищета.

Значит, есть шанец выкрутиться.

Гришка робко взял из рук патрона бумагу, шмыгнул носом и поплёлся вниз по лестнице – озабочивать сучонка.

Ну, спасибо тебе, Гришка, подумал Бурлак, глядя в его удаляющуюся согбенную спину. За верность, за службу. За смелость. Не обессудь, ежели что не так. Я всегда с тобой старался поступать по справедливости. Будь моя воля – ни за что бы не отдал тебя на съедение сучонку. Но воля тут моя, к сожалению, закончилась на хер.

Глава 41. Эвакуация и эвакуаторы

Можно с уверенностью поручиться, что никто в маньянской резидентуре, да, пожалуй, и во всем “Аквариуме” не знал географию маньянской столицы лучше полковника Бурлака. Поэтому направление на Амекамеку, в район городских свалок, которое резво взял севший за руль Игорь Клесмет, как только они, прикрыв Бурлака пледом, выехали за ворота посольства, Владимиру Николаевичу весьма не понравилось. Резидента, засветившего своего нелегала, не везут на свалку на ночь глядя. Фигурально – да, и то не всегда, но в буквальном смысле что-то таких ситуаций не припоминается.