Джентльмены чужих писем не читают

Оглавление

– Hola, geologico! – крикнул какой-то парнишка, проходивший мимо машины.

Машков улыбнулся и махнул ему рукой. Быстро здесь новости расходятся… Будем надеяться, что в периодически сотрясаемом землетрясениями и омываемом цунами городе Акапулько геологами никого не удивишь. Благо, какой-то то ли сейсмограф, то ли сейсмометр Андроныч и впрямь с собой приволок.

А хорош был бы сюрприз здешней контрразведке, если бы этих геологов сфотографировали и фотографии показали кому-нибудь в МИДе. Сеньор diplomato ruso ещё и геолог на досуге! Какой, чёрт возьми, разносторонний сеньор!.. Просто многостаночник какой-то…

Ну, Бурлак! Можно подумать, что последний день Помпеи наступил и завтра уже не нужна будет родной отчизне никакая разведка, можно списывать сотрудников и агентов толпами, гори всё огнём. Что творится-то?!

Вернулся довольный собою Андроныч со связкой бананов в руках и ананасом подмышкой.

– Todo está en orden, amigo! – крикнул он, гордый, что, будучи впервые в жизни послан покупать настоящую наркоту, с заданием справился без сучка, без задоринки. – Pon en marcha el motor!

Через десять минут они подъехали к калитке, за которой скрылась Ольга Павловна. Вернее, подъехал один Машков, а Андроныч из машины заблаговременно выскочил и тремя проулками зашёл, так сказать, в тыл, то есть вынырнул на противоположном конце пустынной улочки, на которой и располагался неприметный домик, окружённый двухметровым забором из гранитных бульников и глины. Машков припарковался в самом начале той улочки, вставил в рот emboltura и принялся возиться с автомобильной поджигалкой. Поджигалка не работала. Это было естественно, поскольку Машков сам только что оторвал под капотом провод, её питавший.

Часовой, крепкий парень с бритым затылком, одетый в шорты и майку, пропитанную потом, находился от Машкова в каких-нибудь пяти метрах. Он сидел на корточках, прислонясь к стене и страдая. До этого он занимался тем, что строгал какую-то палочку, но теперь нож и палочка выпали из его рук, он закрыл глаза и откинул голову.

Заслышав шум подъехавшей машины, он глаза открыл, а потом и голову повернул. Битый драный пикапчик неопределённой породы и вылезший из него мужик в видавшем виды мешковатом комбинезоне и мятой шляпе никаких подозрений у него не вызвали.

– Hermano! – cказал незнакомец, держа у рта самокрутку самого недвусмысленного и соблазнительного вида. – Aqui hay fuego?

Часовой протянул Машкову зажигалку, потом посмотрел на самокрутку и облизнулся.

Машков сделал две затяжки, причмокнул, показал всем своим физиономайзером, как ему стало хорошо, и протянул парню косяк. Тот поспешил затянуться. Машков отошёл к пикапу. Теперь – скорее, скорее! – три таблетки антацида, а лучше все четыре, пока не начало всё расплываться перед глазами, и тёплого пива из банки, чтобы лекарство проползло в пересохший пищевод, вот так, хорошо… Уф-ф-ф… Сердце заколотилось со страшной скоростью. Машков допил пиво и только тогда перевел взгляд на часового. Тот в свои небесные сады ещё не улетел, но глазки его уже закатились под самый лоб, руки безвольно обвисли, голова откинулась. Вот, невероятным усилием воли заставляя мышцы сокращаться, он поднимает руку ко рту, делает последнюю затяжку, рука падает, вытолкнуть дым из лёгких куряке уже не по силам, и дым выходит сам из всех анатомических отверстий… готов. Страшная вещь. Но ничего, организм молодой, здоровый, через три часа проснётся с сильно больной головой, и помнить не будет ни черта. Машков, стараясь не делать резких движений, поднял капот пикапа.

Это был знак Андронычу. Технарь скользнул вдоль пустынной улочки и подошёл к забору, окружавшему дом. Достав откуда-то нечто вроде заточки, он ткнул ею в забор, чтобы проделать в нём неприметную дырку. Дело пошло.

Однако не успел Машков сунуть под капот руки, чтобы вернуть на место оторванный провод, как услышал громкий шёпот напарника:

– Вот это ни хера себе!

Что за дела?

Машков сунул голову за угол и сделал страшные глаза.

– Дак там нет ничего… – сказал Андроныч. – Ни стен, ни окон…

Машков подпрыгнул и заглянул за забор. Его взору представилось странное сооружение: четыре столба и крыша над ними. Всё.

– С той стороны ворота в заборе есть? – резко спросил он.

– Есть… – ответил обескураженный Андроныч.

– Что же ты, твою мать, сразу-то не сказал?..

Андроныч не успел ответить, потому что послышался шум мотора, и из-за угла на улочку вырулила та самая таратайка, которой они так лихо и нагло преградили путь на выезде с бульвара. Она притормозила рядом с машковским пикапом, и с водительского места вылез громила, увидев которого, Андроныч явственно побледнел.

– Вот они где, уроды! – пробасил громила, в котором Машков не мог, конечно же, не узнать «смежника» Серебрякова. – Так это ты меня там запер? Ты что, тварь, оборзел, в натуре? Со своими воюешь?

– Спокойно, – сказал Машков. – Ты же, твою мать, посольский флажок на капот забыл повесить…

– Ты умный, что ли? – вопросил Серебряков.

В отличие от своего напарника, Машков этой рожи нисколько не боялся. До прихода в ГРУ он командовал разведротой в Псковской дивизии ВДВ, а там и не такие экземпляры попадались. Серебряков это почувствовал даже по его молчанию и предпочёл сбавить обороты.

– А это что за чувырло тут у вас валяется? – спросил он, поддев ногой задуревшего часового.

– Какой-то местный. Заснул, наверное, – ответил Машков.

– Да уж, местный, – ухмыльнулся Серебряков и ногой задрал на часовом майку. – Судя по наколкам, наш, блатной, три ходки…

Даже не заглядывая в дыру в заборе, проделанную Андронычем, он с высоты своего роста посмотрел через этот забор и присвистнул: