Однажды в Америке

Оглавление

100

— Боже мой, разве это не ужасно? — произнес подошедший Петушок. — Мне стыдно за самого себя. Как мне только могло прийти в голову связаться с таким омерзительным типом?

— Брось, Петушок, — проворчал Вилли. — Разве ты не говорил раньше, что любишь его. Да и со мной ты тоже ведь заигрывал?

Теодор собрался что-то ответить, но в этот момент открылась входная дверь. На пороге стоял человек. Он был настолько велик, что целиком заполнял дверной проем.

«Что за проклятое Богом место? — подумал я. — Просто какое-то место сбора разнообразных, уродов».

Человек шагнул в зал. Он был настоящим колоссом, не меньше двух метров ростом и с огромным брюхом. Сквозь красноватую кожу его лица просвечивала сеть тоненьких лиловых прожилок. Он выглядел так, словно за каждым приемом пищи потреблял только бифштексы с кровью. Его свиные глазки пристально смотрели на нас сквозь толстые линзы очков. Тонкий нос загибался так сильно, что его кончик в буквальном смысле смотрел в рот. К нам торопливо подошел Фитц.

— Этот большой навозный жук представляет работодателей, — шепотом сообщил он. — Они во всем слушаются этого навозника. Его зовут Кроунинг.

Я кивнул Фитцу и, подойдя к громадине, сказал:

— Проходите, проходите, мистер Кроунинг. Мы как раз говорили о вас.

— Говорили обо мне? Кто говорил? Где Везунчик?

— Везунчик слегка прихворнул, будет чуть позже. Мы его доверенные. Работаем с ним в тесном контакте, — с улыбкой ответил я. Мы подошли к столу, он кивнул Вилли и поздоровался с Фитцем.

— Выпьем? — предложил я и наполнил стаканы.

— Спасибо, — сказал он, беря свой стакан, и, подняв его перед собой, со смешком произнес: — За долгую и изнурительную забастовку!

— Дерьмо какое, — сказал Джимми.

— Что это за шпана? — спросил Кроунинг.

— С ним все в порядке, он новый делегат, — объяснил Фитц. — Он еще немного новичок в этой игре.

— Новый делегат, да? — произнес Кроунинг. — Маловат для делегата. Ну ладно, ладно, я люблю молоденьких мальчиков.

Он ущипнул Джимми за ляжку. Джимми шарахнулся в сторону и злобно проворчал:

— Не трогай меня, ты, жирный ублюдок!

— Я пришел сюда не для того, чтобы меня оскорбляли, — обиженно произнес Кроунинг. — Я пришел заниматься делом.

— Отлично, — отозвался Макс. — Давайте приступим к делу.

— Где Везунчик? Давайте его дождемся.

— Мы можем принимать решения без него, — ответил я. — А как обстоит с этим у вас?

— Без Везунчика? Ладно, раз вы считаете, что все в порядке… Везунчик вам сообщал, что я хочу, чтобы забастовка продлилась еще минимум две недели? Тогда мои партнеры решат, что дело совсем худо, и выложат большие откупные для подмазывания активистов. — Довольно улыбаясь, он потер руки. — На сей раз будут приличные деньги. Хватит всем, и этому молоденькому мальчику. Эй, симпатяга, — окликнул он Джима, — как ты относишься к тому, что у тебя в кармане окажутся четыре-пять тысяч?

— А чтоб ты сдох, ублюдок, — ответил Джим.

— Ну, как вам нравится такой ответ? За это я и люблю своих мальчиков — за силу духа. Только смотри не переусердствуй. Все хорошо в меру. Переусердствуешь — и я дам знак Везунчику вышвырнуть тебя из организации.

— Везунчик больше никого не вышвырнет… — начал было Джим, но, остановившись, посмотрел на меня. Я одобрительно кивнул и с улыбкой сказал:

— Давай, Джим, объясни ему.

— Везунчика самого вышвырнули! — злобно закончил Джим.

— Кто это тут расшвырялся без моего ведома? — Кроунинг пристальным взглядом обвел сидящих за столом. Горилла Вилли радостно загоготал и показал оттопыренным большим пальцем в нашу сторону:

— Вон те парни.

— Эти вежливые ребята? — спросил Кроунинг, глядя на нас.

— Вежливые, как моя задница, — ответил Макс. Везунчик вышел из туалета. Мне не понравился его вид, и я посигналил Максу. Макс стал внимательно следить за его приближением. Кроунинг тоже его увидел.

— Привет, Везунчик, — произнес он. — Что это такое я тут услышал? Ты позволил этим ребятам выпихнуть себя? — Подначивая его, он насмешливо продолжил: — Но мне-то это без разницы. Мне все равно, кому платить.

— Я остаюсь в деле. Ты платишь мне, — проворчал Везунчик.

— У меня на улице люди, которые поддерживают эту забастовку. Я должен им платить. Никто и никогда не сможет меня ниоткуда вышвырнуть.

Он стоял на месте, яростно дыша. Внезапно в его руке появилось шило. Макс выхватил револьвер и, наставив его на Везунчика, проворчал:

— Брось шило, тупой ублюдок.

По дикому выражению лица Везунчика можно было понять, что он успел уколоться. Он находился в состоянии безумного наркотического бесстрашия и дерзко смотрел на Макса сквозь прищуренные до размеров ножевых разрезов щелки глаз. Я поднялся со стула и с улыбкой сказал:

— Успокойся, Везунчик. Убери шило. — И двинулся к нему, держа большой палец на кнопке, открывающей нож.

Он с ненавистью посмотрел на меня и по-змеиному прошипел:

— Пш-ш-шел вон, ты, ублюдок!

Он плюнул в меня и попал прямо в лицо. Я воткнул нож ему в руку. Мой нож был длинней и проворней его шила. Лезвие скользнуло между его сжимающими рукоятку шила пальцами, острие вошло в ладонь и вышло наружу с тыльной стороны. Шило упало на пол. Потрясенный, он на несколько мгновений неподвижно застыл. Я выдернул нож и обтер лезвие об его желтый пиджак. Из его руки закапала кровь. Он посмотрел на свою рану и начал орать на меня:

— Ублюдок! Ты — ублюдок!

Макс подлетел к нему и ударил рукояткой револьвера по голове. Он упал на пол, несколько раз дернулся и затих. Я положил руку ему на грудь. Сердце билось.