Сновидение

Оглавление

109

Она уже собралась было выпустить пламя, как вдруг на экране появилась комната, погруженная в полумрак. Матрас, металлическое ведро, солома, стены оклеены газетами с ее портретом… Она поняла, почему так кричал Виктор в больнице. Он тоже, наверно, был заперт в такой камере и связывал ее лицо с заточением, с му́кой.

Из соломы внизу, в правой части экрана, торчали босые ноги: кто-то был в мертвом углу комнаты. Другая жертва. Артур? Алиса? Шли секунды, здание стонало и трещало сверху донизу, дым поднимался к потолку, лизал окна. Абигэль хотелось ускорить видео, но Фредди все предусмотрел. Она должна была посмотреть каждый кадр, каждую деталь.

Вдруг там, где были ноги, появилась фигура, спиной к ней. Похоже, девочка, высокая, с короткими светлыми волосами и длинной шеей. На ней была такая же мерзкая пижама, в какой нашли Виктора. Абигэль поняла: перед ней была Золушка. Фредди решил их познакомить.

Она резко подняла голову. От металлического Х летела живая комета с жутким шелестом крыльев. Огненный шар разбился недалеко от нее, и несколько обугленных перьев упали в воронку.

И снова фильм. Золушка по-прежнему стояла спиной в углу камеры, не двигаясь, свесив руки вдоль тела. Потом, словно повинуясь приказу, она медленно повернулась лицом к камере, и ее глубокие синие глаза уставились в объектив.

У Абигэль перехватило дыхание, и все ее тело разом обмякло. Она рухнула вперед, врезавшись грудью в толстый край воронки. Ударилась лбом, в голове что-то хрустнуло. Она не могла шевельнуться, лежа, точно разнежившаяся кошка на теплой каменной стене, руки и ноги свисали по обе стороны.

В каком-то невероятном равновесии.

Там, на экране, она успела увидеть лицо Золушки.

Это было лицо ее дочери.

Леа.

78

Две минуты. Две минуты полного, абсолютного паралича, когда Абигэль не могла больше видеть экран, только расплывчатую поверхность металлического края воронки. Ей померещилось, Леа не могла быть жива. Вокруг трещало, свистело. Огонь играл, дразнил ее. Наконец она вновь обрела власть над своими мускулами и, не думая больше о боли, повернулась к монитору.

Новый шок. Леа по-прежнему была там, стояла неподвижно, устремив на нее взгляд. Абигэль прижала пальцы к лицу дочери за цифровым экраном:

– Леа, Леа! Скажи мне что-нибудь!

Та, казалось, отвечала ей, ее глаза наполнились слезами, губы едва заметно шевелились. Абигэль почудилось, что она прочла по ним: «Мама». Потом девочка опустила голову, шагнула вперед и исчезла из поля зрения.

– Нет! Леа!

Абигэль надсадно кричала, зовя дочь, хоть и знала, что это всего лишь запись и Леа не может ее услышать. Она накинулась на аппарат, попыталась нажать выломанную кнопку обратной перемотки, но тщетно. Изображение застыло. Она выронила камеру, выпрямилась, шатаясь, оглушенная, почти теряя сознание, и едва не соскользнула в пасть воронки. Ухватившись за край, перекатилась на другую сторону и упала.

Она лежала на полу, и ей было хорошо. Леа не могла вернуться с того света. Все это был лишь сон, построение ее разума. Леа не было, как не было ни огня, ни промывочной.

Дурная шутка ее мозга, ничего больше.

И она сейчас это докажет.

Она села, неспешным жестом достала «Мальборо» и зажала сигарету губами. Прислушалась к щелчку «Зиппо», потом залюбовалась формой этих оголодавших языков, их цветом, извилистым и таким эстетичным танцем, который они исполняли. Они казались ей такими реальными, такими живыми и такими трудными для имитации.

Абигэль задрала рукав свитера и открыла руку, усеянную темными отметинами. Глубоко затянулась, и кончик сигареты заалел. Она поднесла его к запястью.

Что же это – горящая промывочная или сон о горящей промывочной?

Проворный огонь разгорался все ярче, она, глубоко вдохнув, зажмурилась и раздавила пламенеющий кончик о свою руку.

Боль была такой острой, что, казалось, ввинтилась в каждый нерв. Открыв полные слез глаза, она увидела, что по-прежнему лежит посреди охваченной огнем промывочной. Рухнула большая балка совсем рядом, обдав ее печным жаром. Абигэль снова взобралась на воронку и дотянулась до видеокамеры. На экране было написано: «Тебе место только в дыре…»

Она прокляла Фредди всеми силами своей души. Вот, стало быть, как она кончит? Обугленная, одна на целом свете? Она цеплялась за образ Леа. Ее дочь, живая… Ее дочь нуждалась в помощи. Боже милостивый…

Огненные черти плясали уже в нескольких метрах, хищные, смеющиеся. Абигэль закашлялась и, прикрыв нос свитером, попыталась соображать как можно быстрее. «Тебе место только в дыре…» Она поняла. Большой черный зев воронки… Выбираться, очевидно, надо через него. Она попыталась сорвать камеру с цепочки, чтобы забрать с собой фильм, доказательство, что Леа жива, что она не сумасшедшая. Но это ей не удалось.

Образ ее дочери сгорит со всем остальным.

Абигэль соскользнула вниз рыбкой, как с русских горок. Дыра поглотила ее, она съехала на метр в темноту, попала в изгиб, чуть не переломала все кости и полетела вниз с еще большей скоростью. Снова падение – на этот раз бесконечное, – внезапный свет, и ее выбросило на черную кучу угольной пыли. Приземление было жестким, но безболезненным. Абигэль встала и, прихрамывая, дотащилась до выхода, вся исцарапанная, в пятнах крови и угля.

Она добралась до машины, проехала несколько километров по полям, разминулась с пожарными машинами, которые мчались ей навстречу, и, свернув на проселочную дорогу, остановилась. У нее ныли кости, мускулы, все тело. И душа тоже. Леа. Что же теперь будет? Чего ждет от нее Фредди? Когда он снова выйдет на связь? Через день, через десять дней, через месяц?