Сновидение

Оглавление

Абигэль попыталась поставить себя на место одинокого пятидесятишестилетнего мужчины, снимавшего дом, в котором он, судя по всему, не жил. Где же он жил? У кого-то? У женщины? У друга? У бывшего коллеги? Она вдруг вытащила из кармана фотографии, нашла ту, где ее отец был запечатлен на понтоне в порту.

– Как по-вашему, где мог быть сделан этот снимок?

Хозяин внимательно рассмотрел фотографию. Яхты прямо за спиной, многоэтажные дома подальше, на заднем плане…

– Похоже, что в Гавре, где-то в яхтенном порту. Да, это точно Гавр.

Гавр… Что ее отец делал в Гавре? Моряк из него был как из утюга. Абигэль поблагодарила и, уладив последние формальности, вышла. Сев в машину, она поняла, что не способна сейчас ехать в отель, где рискует попросту напиться. До Гавра было не больше тридцати километров. Она положила брелок в виде штурвала и фотографию Ива на приборную панель и тронулась в путь.

Зазвонил ее телефон.

– Да, Фредерик.

– Я… я хотел извиниться за сегодняшнее утро. Я сглупил и…

– Ладно, забыли.

– Как твоя поездка?

– Я кое-что обнаружила, еще не знаю, что об этом думать. Кажется, мой отец вел двойную жизнь. Он не жил в доме, который снимал в Этрета. Это открытие плюс письмо Леа… должна тебе признаться, что… это трудно.

Повисла пауза.

– Ив, может быть, кого-то встретил, – предположил Фредерик. – Женщину, и жил у нее?

– Я об этом думала. Но почему в таком случае он продолжал платить восемьсот евро в месяц за дом? Почему с первых же месяцев не расходовал ни воды, ни газа, ни электричества? Почему уничтожил счета? Нет, тут что-то не сходится. Мой отец снял этот дом, чтобы убедить всех, будто живет иной жизнью, чем на самом деле. И он скверно выглядел, когда приехал ко мне. Вымотанный, похудевший.

– У него всегда был такой темперамент. Слишком нервный, слишком…

– Нет-нет, тут что-то другое, я уверена. Я нашла записку в его вещах, адресованную мне, он пишет что-то вроде «найти истину». Как будто пытается указать мне путь, сам того не желая. Я еду в Гавр. У меня есть ниточка, и я хочу понять.

– В Гавр?

– Среди ключей отца я нашла один с надписью «Матрешка». Это ключ от яхты. Он тебе когда-нибудь о ней говорил?

– Яхта? Чтобы у твоего отца была яхта? Да с каких пор?

– Вот это я и пытаюсь выяснить.

Море мерцало под закатным солнцем. Чайки кружили в воздушных потоках, пикируя торпедами. Абигэль поговорила по телефону еще несколько минут и повесила трубку. Она бросила последний взгляд на высокие скалы, исчезавшие понемногу в темноте, свернула и покатила среди полей. Перед ней на приборной панели широко улыбался с фотографии Ив, позируя перед яхтами.

И веяло жутью от маски лжи, скрывавшей его лицо.

26

Тьма, казалось, текла из чернильницы, когда Абигэль приехала в Гавр. Порт, насколько хватало глаз, штабеля контейнеров, бесплотные краны, пакгаузы, тянущиеся рельсы. Мигали сигнальные фонари, желтые, красные, зеленые, порой скрытые гигантскими силуэтами грузовых судов, отплывавших в Америку. Порт был огромным человеческим муравейником, однако его бесконечные проспекты казались пустыми, лишь продуваемые зимним ветром с запахом соли и водорослей.

Молодая женщина боялась, что никогда не доедет до цели. Она плутала добрых полчаса в этом призрачном лабиринте, спрашивала дорогу у теней, закутанных в матросские парки, и наконец отыскала яхтенный порт на северной оконечности порта промышленного. Она припарковалась в тупике между длинными зданиями и посидела несколько минут, чувствуя навалившуюся усталость: это было снова неодолимое желание уснуть, посещавшее ее каждый день и всегда неожиданно.

Удобно устроившись на заднем сиденье машины, она провалилась в сон. Глаза закрылись. Часы показывали 18:02. Глаза открылись. 18:19. Около четверти часа вынужденной сиесты, на сей раз без снов, и она заметно приободрилась. Допила воду из бутылки, заперла двери и пошла вдоль пирса с ключами и фотографией Ива в руке.

Фонари поодаль давали достаточно света, чтобы можно было что-то разглядеть. В это время года яхтенный порт был лишь кладбищем судов, похожих на могилы. Яхты гроздьями тихонько покачивались на волнах, разбухшие от сырости борта издавали скрипучий звук, точно больные бакланы. Несколько нешироких плавучих понтонов позволяли передвигаться между рядами катеров и яхт. С Абигэль градом полил пот при одной мысли, что придется ступить на них. Вода была черная, угрожающая. Молодая женщина представила, как она засасывает ее, захлестывает и…

Ее затошнило. Она постояла, собираясь с мыслями и с духом. Это был вопрос концентрации; как бы то ни было, повернуть назад она уже не могла. Ссутулившись, дрожа, она пошла по понтону мелкими шажками, как старушка, вытянув вперед руки, чтобы удержаться в случае испуга или катаплексии. Она шла по проходам между кораблями, и это был настоящий путь бойца, крестный путь. Всматриваясь в корпуса, она читала названия торговых марок, написанные мелкими буквами, зачастую в разных местах: «Байлайнер», «Гластрон», «Лаймстоун»… Ей понадобился почти час, чтобы найти то, что ее интересовало, в трепещущем свете далеких фонарей.

Марка «Матрешка». Как на ключе.

Абигэль подняла глаза. Перед ней покачивалась сине-белая прогулочная яхта семи-восьми метров в длину. У этого судна, в отличие от других, не было названия. Оно возвышалось здесь, в самом конце пирса. Безымянное, как ее отец.

Надо было подняться на борт, но она тянула время. Она запомнила номер места, указанный на понтоне, и помчалась в контору порта.