Сновидение

Оглавление

Теперь он выглядел огорченным.

– Ни о каком суде речи нет, – успокоила его Абигэль. – Просто некоторые детали в его книге касаются лично меня. Это такие вещи, о которых я никогда никому не говорила. И мне необходимо знать, как ваш автор добыл эту информацию.

Издатель хранил молчание духовника. Глаза его бегали по лицу Абигэль, словно читая на нем строчки рукописи.

– Я не нашла ничего о Джоше Хеймане на вашем сайте в Интернете, – продолжала Абигэль. – Ни биографии, ни библиографии, в отличие от других авторов вашего издательства. Я не уйду из этого кабинета, пока не узнаю почему.

Шатильон опустил глаза на лист бумаги, который читал перед приходом Абигэль. Осторожно взял его и положил поверх стопки. Потом он встал, закрыл дверь и снова сел с серьезным видом.

– Вы правы. Джош начал работать над романом во второй половине две тысячи четырнадцатого года. Но тогда он и словом не обмолвился, что взял за основу ваше дело. Я обнаружил это, когда он прислал мне рукопись в начале года. Я не мог не сопоставить его с этим расследованием, широко освещенным прессой. Но роман тем не менее остается чистым вымыслом, и мы решили все же его опубликовать.

Он помахал кому-то, кто заглянул в кабинет с кипой бумаг, давая понять, что занят.

– В конце марта Джош пришел на небольшую вечеринку по случаю выхода книги, на которую мы пригласили читателей и блогеров. Он очень плохо выглядел в тот вечер. Не в форме, усталый, грустный, хотя выход книги в свет – событие радостное, завершение долгой работы. Он рассеянно поговорил с парой-тройкой человек, после чего уехал в загородную резиденцию, унаследованную от родителей, где он имеет обыкновение писать свои страшные истории…

Зазвонил стационарный телефон. Шатильон снял трубку, сбросил звонок и оставил ее лежать на столе.

– У Джоша было нелегкое прошлое. Его родители оба погибли в авиакатастрофе. Сто сорок восемь жертв… Ему было тогда восемь лет. Мальчишка в одночасье осиротел, воспитывал его дядя. Такое трудно пережить.

Теперь Абигэль поняла истинную причину гибели родителей в романе: Джош опирался на свой личный опыт, на свою утрату. Она, видимо, ошиблась, сопоставив эту линию с собой. Но это не объясняло использования их с Леа выражения «Жемчужинка Любви».

– Через неделю после выхода книги мы попытались с ним связаться, чтобы попросить встретиться с журналистами и блогерами, прочитавшими его роман, но он не подходил к телефону и не отвечал на мейлы. Как в воду канул. Я встревожился. Сел в машину и поехал к нему в Бретань.

Бретань. Абигэль стиснула пальцами края стула. Она вспомнила билеты на поезд из своего сна – до Кемпера. Возможно, совпадение, но ей хотелось верить в обратное.

Литературный директор между тем продолжал, вспоминая:

– На Большом острове, в Кот-д’Арморе, находится каменный дом, его убежище. Вилла под названием Kroaz-hent, на берегу моря, рядом с орнитологическим заповедником, где единственные соседи – бакланы да колония тюленей. Именно так представляют себе писателя-затворника, исписывающего страницы своей будущей книги. Вот там… там я и увидел эти ужасы.

Несколько мгновений он подбирал слова, словно боялся поранить губы, произнося их.

– Когда я приехал, стояла тьма-тьмущая, было всего пять часов, но погода ужасная… Остров выглядел жутко, и я думал, что умру от холода, когда вышел из машины. В окне наверху горел свет, но, сколько я ни стучал в дверь, никто не откликнулся. Я повернул ручку, и дверь открылась. Внутри было почти так же холодно, как снаружи… И тишина. Ни звука, как будто дом пуст, необитаем. Я прошел в комнаты и увидел на полу гостиной кровь. Тогда я побежал наверх, громко зовя Джоша по имени. И…

Он со вздохом положил перед собой очки. Пальцы его дрожали, выдавая волнение.

– Джош лежал на кровати скорчившись, в позе эмбриона. Его руки были закутаны в простыню, красную от крови. Он не двигался, был очень слаб, но еще жив. Я кинулся к нему, сразу вызвал «скорую», не знал, что делать. Я думал, что он пытался покончить с собой или на него напали. Подошел, размотал простыню…

Он поморщился и с усилием договорил:

– Я увидел ужас в чистом виде.

30

Издатель Джоша Хеймана опустил рукава рубашки, словно вдруг замерз. Он продолжал свой рассказ:

– Джош лежал скорчившись на окровавленных простынях, и у него не было пальцев. Ни одного. Все отрезаны до второй фаланги. Вот так.

Он изобразил жест, ударив ребром ладони правой руки по пальцам левой.

– Все десять пальцев, мадам Дюрнан.

– Он отрезал их сам?

– Да.

Шатильон встал и налил себе воды. Он предложил стакан и Абигэль, и оба выпили, чтобы прогнать привкус ужаса. Молодая женщина прекрасно представляла себе, какая страшная картина открылась ее собеседнику на этом острове, смахивающем на про́клятую землю. Шатильон промокнул губы носовым платком.

– Вдобавок его руки были обожжены. Я думаю, он прижигал раны огнем. Приехала «скорая», жизнь ему спасли, но не могли сохранить пальцы. По их словам, Джош не протянул бы и двух суток. Пальцы он отрезал приборчиком вроде миниатюрной гильотины, который сконструировал сам. Хитрая штука с ножом, рычагом, системой шкивов, емкостью для отходов…

Абигэль мотала все на ус. Что же произошло в голове Джоша Хеймана, чтобы он дошел до зверства, достойного фильма ужасов? Психической болезнью от этого так и шибало. Приступ безумия? Параноидальная шизофрения? Издатель смотрел на свои собственные руки, растопырив их перед собой и бережно поворачивая, точно две святыни.

– Если то, каким образом он изувечил себя, не оставляло сомнений, то среди прочих насущных и неотложных вопросов оставался следующий: где его пальцы? Емкость стояла рядом с гильотиной, перепачканная кровью, но пустая. Врачи «скорой» знали, что на приживление надежды мало, но все-таки хотели найти их, эти десять пальцев… Вопрос принципа, понимаете?