Убийство на пляже

Оглавление

102

Когда показывается здание больницы, для Бэт наступает момент, которого она боялась. Они не были здесь с тех пор, как родился Дэнни. Она буквально парализована.

– Я чувствую себя предательницей, – говорит она, берясь за пряжку ремня безопасности. – И я уже не знаю, хочу ли увидеть его. Я хочу хотеть, но не могу. Мое сердце по-прежнему занимает Дэнни. И в нем нет места для другого ребенка.

– Там будет… – начинает Марк.

– Марк, прекрати рассказывать мне, что я должна чувствовать, – перебивает она. – Потому что ты не имеешь об этом ни малейшего понятия и просто не в состоянии это понять. Я не могу по своему желанию убрать это боксирование в животе. Я должна носить в себе эту жизнь. Носить еще шесть месяцев. Он будет кормиться от меня, дышать от меня, разделять со мной мою кровь. А я не могу отпустить Дэнни.

Марк берет ее пальцами за подбородок.

– Не загружай его всем этим. Просто позволь ему быть таким, какой он есть.

Бэт согласно кивает. Она знает, что он прав, однако ее сердце пока что не успевает за ее рассудочной головой. И чем дальше, тем больше она боится, что этого вообще никогда не произойдет.

В затемненной комнате пульсирует белый свет, тихо гудит монитор. Женщина, оператор УЗИ, оживляется, намазывая живот Бэт холодным гелем. Она прикладывает зонд и как-то подозрительно долго водит им. Бэт неожиданно проникается убеждением, что с плодом что-то не так, и вдруг с такой же определенностью понимает, что не переживет потери еще одного ребенка.

– Все хорошо, – говорит доктор. – Все там, где и должно быть. Не хотите ли сами взглянуть на экран?

Бэт инстинктивно хочет отказаться, но Марк говорит «да» за двоих, и монитор медленно поворачивается в их сторону. Она почти боится смотреть на экран, но Марк берет ее за руку, и они уже вдвоем с удивлением вглядываются в водоворот монохромных пикселей, которые складываются в первое изображение их еще не родившегося ребенка. Весь остальной мир – вся его грязь, горе, жестокое недоверие – растворяется и отходит на второй план. Бэт радостно смеется, глядя на полумесяц крошечного черепа, тонкую змейку позвоночника. Сердце младенца выглядит курсором, который мигает часто и ярко.

– Настоящий боец, – говорит женщина.

Вдруг ниоткуда внутри начинает нарастать что-то непонятное, согревая Бэт изнутри. Но это не счастье – ощущение это слишком сложное и появившееся слишком рано для счастья. Однако знакомая и странная боль проснувшейся любви узнается безошибочно.

При резком стуке в дверь, нарушившем воцарившееся в комнате для допросов напряжение, Элли от неожиданности подскакивает. Харди вызывает ее в коридор.

– Сьюзен Райт говорит, что Найджел Картер ее сын? – эхом переспрашивает она. – И при этом обвиняет его в убийстве? Да что за чертовщина между ними происходит?

Однако теперь все сходится: эти два элемента пазла, оказывается, идеально совпадают друг с другом, если перевернуть их с ног на голову.

Они возвращаются каждый к своему допрашиваемому.

Когда Сьюзен узнаёт, что Найджел раскрыл ее тайну, Элли замечает на ее лице выражение, которое вполне можно было бы назвать счастьем.

– Это в первый раз, когда он хотя бы признал это. – Ее напряженные плечи поникают. – Когда все это случилось, его забрали у меня. Двадцать пять лет… Потом закон поменялся. Уже можно было требовать контакта. У меня ушло восемнадцать месяцев на то, чтобы разыскать его. Женщина, приютившая его, ничего ему не говорила. Она прятала от него мои письма с просьбой о встрече. Поэтому я постаралась проследить его другим способом. Он не знал о том, что был усыновлен, пока я ему об этом не сказала. И это неправильно. Если бы я знала, что так получится, я бы этого не делала. Он отреагировал очень плохо. Не хотел иметь со мной ничего общего. Отталкивал меня, избегал. Пытался откупиться. Когда это не сработало, он стал угрожать мне арбалетом. – Раньше Элли воспринимала ее монотонный голос как отчужденность, теперь она слышит в нем бесконечное терпение матери. – Он еще одумается. Я могу подождать. Сколько бы ни потребовалось. Он – мой мальчик.

– А он знает насчет вашей семьи? – спрашивает Элли.

Сьюзен прищуривается.

– Не говорите ему.

Голос у нее теперь тихий и шершавый, похожий на нож, приставленный к горлу, – были бы они одни, Элли, наверное, испугалась бы. Теперь ей понятно, почему Мэгги так отнеслась к ее угрозе.

Элли устало трет глаза. Она близка к тому, чтобы понять действия Сьюзен, но одно неверное слово – и та снова закроется.

– Сьюзен, меня вот что во всем этом беспокоит: если вы действительно мать Найджела и хотите воссоединиться с ним, то почему рассказали нам, будто видели его на пляже в ту ночь? Потому что я сама мать, и что бы ни сделал мой ребенок, я все равно хотела бы защитить его.

– Я и защищаю его. А рассказала вам это потому… что испугалась. За него. Потому что это не его вина. – Лицо Сьюзен внезапно начинает дрожать. – Если он сын своего отца, на что он может быть способен? Что он мог бы сделать? Я просто не могла допустить этого.

56

Найдж Картер на глазах перешел от мужской немногословности к полной утрате контроля над эмоциями. Харди с трудом удается разобрать, что он продолжает рассказывать, не говоря уже о том, чтобы выудить из всего сказанного информацию, имеющую отношение к делу.