Убийство на пляже

Оглавление

Лиз ушла домой, у Пита наконец закончилась смена, и он тоже ушел, а Хлоя спит в своей спальне, сваленная с ног половинной дозой успокоительного средства, предписанного ее матери.

Бэт одна – впервые с момента потери Дэнни. Она пристально смотрит на откупоренную бутылку красного вина. Конечно, она знает, что ей не следовало бы пить. Оборотной стороной желанного забытья является потеря того хрупкого контроля над собой, который у нее еще остался. И еще, разумеется, ей нужно думать о ребенке. Пока что никто ничего не знает, и никто ее не осудит. Но сейчас уже смеркается, Марк по-прежнему в тюрьме, а в ее голове смутно роятся вопросы, оставшиеся без ответов. Ей нужно хоть что-то. Она наливает себе и выпивает. Вино крепкое, но не сладкое: может быть, это чувство вины или выброс гормонов делает этот виноград кислым?

Когда в дверь звонят, она идет открывать со стаканом в руке. Под фонарем на крыльце стоит преподобный Пол – единственный человек в мире, который точно знает, что пить ей нельзя.

– Извините за вторжение, – говорит он. Глаза его скользят по ее животу, потом переходят на стакан, но он слишком умен – или добр – и скрывает свое осуждение. – Подумал, загляну, посмотрю, как вы тут.

Это ее не удивляет.

– Как я? Думаю, я в оцепенении. – Она жестом приглашает его в гостиную. – Я вас не поблагодарила. Вы были так любезны в тот день. Хотите вина?

– Нет, – быстро отвечает он. – Так вот. Я все думал о Дэнни. Я знаю, что похороны невозможны, пока полиция не закончит свое расследование. Но мы могли бы провести поминальную службу. Для его вечной жизни. А потом поминки, уже здесь. Для вас. Для города. Для Дэнни.

Он называет Дэнни по имени и не использует разные эвфемизмы, его не пугает ее горе, и она благодарна ему за это. Но готова ли она к тому, что он предлагает?

– Есть более широкая общность людей, частью которой вы являетесь. Эти люди любят вас и вместе с вами переживают вашу боль.

Ее уже немного тошнит от заезженной мысли, что смерть Дэнни представляет собой трагедию общества. Она не заметила, чтобы кто-то еще ходил за своими детьми в морг. Это только их потеря, Латимеров, и больше ничья. А иногда Бэт кажется, что потеря эта вообще только ее собственная.

– Общественное отпевание действительно может помочь.

Бэт приходит мысль, что поминальная служба может дать выход чувствам тех людей, которые прячутся у них за спинами, после чего их могут оставить в покое и дадут им возможность с миром отдаться своему горю.

– Возможно. Мне нужно поговорить с Марком.

Она не уверена, что Марк простил пастора за то, что он разговаривал с репортерами на следующий день после смерти Дэнни, что вторгся в их семейную трагедию. К тому же в этом вопросе фигурирует Бог.

– А насколько… насколько религиозным это все будет?

– Насколько хотите.

Такого ответа она не ожидала.

– Мы можем спланировать службу так, чтобы она показывала, кто такие вы и кем был Дэнни.

Упоминание о сыне в прошедшем времени для нее – как кровоточащая вена.

– Я просто хочу почувствовать его рядом с собой. Хочу услышать его голос. Хочу узнать, как он там.

– Он сейчас с Господом.

– Передайте Господу, чтобы он дал мне какой-то сигнал – хоть что-нибудь! – чтобы я знала, что с ним все хорошо.

Но она знает, что так это не работает – если вообще работает. Она жалеет, что сейчас могла бы поверить в Бога только для того, чтобы гневаться на него за то, что он забрал ее дитя.

Когда Пол уходит, Бэт думает, что, может быть, ей нужно помолиться, но не находит в себе этих слов. Какой смысл? Есть только одно, чего она хочет по-настоящему, но она не думает, что Бог по-прежнему творит чудеса. Вместо этого она больше часа проводит на диване перед телевизором, переключая каналы с одних новостей на другие, и из этого жалкого транса ее выводит звук упавшего в почтовый ящик письма. Она смотрит на часы в углу телевизионного экрана: три минуты одиннадцатого. Послания сочувствия от исполненных лучшими намерениями посторонних людей тонкой струйкой сочатся к ней постоянно, но сейчас уже поздно, и это кажется ей навязчивым. Однако вместо ожидаемого белого прямоугольника на коврике перед дверью она обнаруживает сложенный клочок бумаги. Когда она разворачивает его, оказывается, что это записка, написанная аккуратным круглым почерком.

...

Я не хотел вас напугать. Дэнни хочет связаться с вами. Пожалуйста, позвоните мне.

Внизу все так же аккуратно написан номер мобильного телефона.

Бет держит записку дрожащими руками и вспоминает, как только что говорила Полу Коутсу. Передайте Богу, пусть подаст мне знак. Она не верит в такого рода вещи. И никогда не верила. Но что, если?.. Что, если?..

22

Поздний вечер, четверть одиннадцатого. Детектив-сержант Элли Миллер не только не сдержала своего слова вернуться домой к вечернему чаю, но не успевает и ко времени, когда пора укладывать ребенка спать. Том говорит, что все понимает, но она думает, что он, возможно, говорит так, просто чтобы ей было легче. Дети делают это чаще, чем мы от них ждем, а в последнее время Том стал более чувствительным к эмоциям взрослых, чем это было раньше, – вероятно, потому, что сам оказался на их острие. Она успокаивает себя тем, что Фред, по крайней мере, уже не запомнит, как родители не приходили укладывать его в постель, и не будет относиться к этому так серьезно, как Том в его возрасте. Когда Фред просыпается по ночам, на его плач приходит Джо.