Время красного дракона

Оглавление

— Дешевые фокусы не пройдут. Я исповедую диалектический материализм. И обычно нахожу истолкования для любого загадочного или мистического явления. С моей фамилией, именем, отчеством — вообще не вижу ничего загадочного. Вы ведь побывали в нашем милицейском подвале, общались там с арестованными. И здесь, в колонии, меня могут знать многие. Шокировать меня вам не удалось. Перейдем к делу, официально. Ваша фамилия, имя, отчество? Сколько вам лет? То бишь — год рождения...

— Не знаю, как и ответить, гражданин следователь. По кличке я — Трубочист. Так уж меня называют.

— Кто вы по документам?

— По документам я — Бродягин Илья Ильич, уроженец казачьей станицы Зверинки, что под городом Курганом, на реке Тобол. Но в самом деле я просто запрограммирован под уроженца Зверинки.

— Откуда же вы в самом деле?

— Я прилетел к вам в 1917 году, с планеты Танаит.

— Откуда прилетели?

— Из далекого созвездия Лебедя. Наш корабль потерпел крушение.

— Гражданин Бродягин, об этом побеседуйте, пожалуйста, с психиатром, с учеными, с поэтами.

— Психиатры признают его нормальным, — вмешался Гейнеман.

— Хорошо, хорошо, — продолжил Порошин. — У меня к вам, гражданин Бродягин, весьма простые вопросы: с кем вы находились в камере ? 2, когда были арестованы за побег из колонии?

— Со мной в камере был Ленин, Владимир Ильич. Но его отпустили, предварительно избив. Сержант ваш пинал, колотил кулачищами Ленина и кричал: «В следующий раз я с тебя шкуру сниму, Владимир Ильич!»

— Кто был еще в камере?

— Портной Штырцкобер. Но его отправили на постоянное место жительство, в тюрьму. А после Штырцкобера ко мне в камеру затолкнули женщину. Но, знаете ли, очень почтенного возраста. Нельзя ли в следующий раз — помоложе?

— Кто доставил в камеру женщину?

— Не женщину, а старушку, Евдокию Меркульеву. Ее притащила конопатая горилла в милицейской форме.

— Вот этот работник милиции? — показал Порошин фотокарточку сержанта Матафонова.

— Да, это он, — кивнул согласно допрашиваемый. — Ленина избивал и пинал он. И старушку он слегка поколотил.

— Гражданка Меркульева была живой? Она стояла на ногах? Или ее затолкнули в камеру мертвой, без сознания?

— Бабушка была живой, Аркадий Иванович.

— Как долго она была живой?

— Всю ночь. Мы с ней, можно сказать, подружились. Заинтересованно обменивались впечатлениями, обидами. И она исполнила для меня танец ведьмы. Такая дикая пляска с превращениями то в девицу, то в скелет.

— Вы с ней танцевали, плясали?

— Разумеется, я не мог отказаться от приглашения.

— Когда, как и при каких обстоятельствах она умерла, гражданин Бродягин? Правомерно ли утверждать, что гражданку Меркульеву убил сержант Матафонов?

— Сержант не убивал старушку.

— Кто-нибудь еще в камеру заходил?

— Нет, Аркадий Иванович, никто больше камеру до утра не открывал.

— Тогда, может быть, вы, Илья Ильич, помогли расстаться бабушке с драгоценной жизнью? Предположим, вам не понравилось, что она во время танца превратилась из молоденькой девицы в скелет. И вы от справедливого возмущения слегка ее придушили.

— Во время танца со мной она скелетом обернулась всего один раз. У меня не было к ней претензий.

— Как же она умерла?

— Не знаю, как ответить.

— Говорите правду, только правду!

— Правде вы не поверите.

— Ничего, разберемся, гражданин Бродягин. Поведайте честно — как она умерла?

— Дело в том, Аркадий Иванович, что она не умирала — по вашим понятиям. Не было смерти, о которой вы говорите.

— Она притворилась мертвой? — высказал догадку Порошин.

— Не совсем так, — возразил Бродягин-Трубочист.

— Что же случилось, Илья? Расскажи, не бойся. Аркадий — мой друг, умный человек, не злодей, — подтолкнул своего зэка Гейнеман.

Трубочист поник, засутулился, отводил глаза в сторону, бормотал:

— Но вы же опять подумаете, что я душевно больной, псих, мне вас так жаль. Люди вы хорошие...

— Не жалей, не жалей! — подбодрил Порошин зэка. И Трубочист заговорил:

— Евдокия Меркульевна не умирала. Она оставила свою оболочку, тело, попрощалась со мной и выпорхнула через решетку в оконце. Для вас, материалистов, это непостижимое явление.

У Порошина глаза озорно заискрились, он как бы принял игру, начал задавать вопросы, не занося их в протокол:

— Известны ли нашей земной цивилизации прецеденты? Зарегистрированы ли они научно, литературно? Разумеется, сказки и фантастика — не доказательство.

Трубочист закинул ногу на ногу, важно и нелепо избоченился, сидя на скрипучем табурете:

— Да-с, господа! К Иоанну Грозному не единожды приходила душа сына, которого он убил. И это видел не один царь, а вся его челядь. Царевич Дмитрий наказал за свое убийство не токмо Бориса Годунова, но и все боярство. Еще более любопытен эпизод с императрицей Анной Иоанновной. В октябре 1740 года она лежала смертельно больной в постели, а ее двойник-фантом бродил по дворцу, пугая прислугу. Когда привидение село на трон, стража открыла стрельбу... Все это подробно описано, засвидетельствовано! Царевич Алексей, расстрелянный большевиками, до сих пор ходит по России и указует детским перстом на злодеев. И светлые души убиенных царевен плачут...

Порошин прервал Трубочиста:

— Вы, наверно, полагаете, что попали в заключение безвинно?

— Да, меня арестовали без достаточных оснований. Но мы с вами беседуем, по-моему, о том, как солдаты стреляли в призрак царицы... По-вашему, что это такое было?

— Мог быть массовый психоз, коллективная галлюцинация. Не противоречит материализму и положение о том, что душа человека может иметь энергетическое выражение в виде фантома. Лично я допускаю такое. Но об этом поговорим как-нибудь в другой раз. Вы меня заинтересовали, Илья Ильич. А в данный момент ответьте, пожалуйста, на такой вопрос: если бы гражданка Меркульева вернулась в оболочку свою, в тело, мы бы увидели ее сегодня живой?