Выбери любимый жанр

Оценить:

Время красного дракона

Оглавление

121

— Заразить бы сифилисом всех мужчин, всю страну!

В трамвай вошли воровато Трубочист и нищий Ленин. Они уселись напротив Мариши, не узнав ее сразу. Она тронула Трубочиста за колено:

— Что происходит в городе? Почему так много военных, милиции?

Трубочист кивнул в знак приветствия:

— Простите, я не узнал вас. Почему так много красноармейцев, милиции? Ищут опасного преступника.

— Кого?

— Ленина.

— Да, да, ищут именно меня! — закрылся газетой Владимир Ильич.

Трубочист признался:

— Мы укрылись было у доктора Функа, но пришлось выпрыгнуть в окно. И в больницу пришли с облавой.

— Я приглашаю вас в гости, мой дом на следующий остановке. Вам нельзя разъезжать в трамвае, если вас ищут.

— Мы не возражаем, — принял Трубочист приглашение Мариши.

— Инессе Арманд можно верить, — подтвердил Ленин.

Они вышли из трамвая, миновали арку и двор, заросший карагачом, тополями. Возле помойки вождь мирового пролетариата остановился было, но Трубочист подхватил его под руку:

— Владимир Ильич, нас ждет более изысканное угощение.

Гейнемановская квартира Мариши Олимповой была хорошо известна Трубочисту, он ведь здесь жил. И с тех пор почти ничего не изменилось. Мариша приняла ванную, переоделась, причесалась, вышла в белом платье.

— В тебе погас черный огонь, — улыбнулся Трубочист.

— Я о многом жалею, во многом раскаиваюсь, — вздохнула хозяйка.

— Мне обо всем известно, Мариша, — посмотрел через окно на улицу Трубочист, чтобы не смутить собеседницу взглядом.

— Почему такое несчастье выпало именно мне? — спросила она.

— Но такая же беда и у Лещинской.

— Для грязной мартышки это не такая уж и беда. Но не будем больше говорить о мерзостях. Вымойте хорошо посуду, фужеры, откройте бутылку вина, поджарьте яичницу. Давайте устроим прощальное застолье!

Трубочист поджарил яичницу с луком и красными ластиками помидоров, накрыл стол. Ленин разлил вино по фужерам:

— Поднимем первый тост за нашу Инессу!

— Вы прекрасны, Мариша! — звякнул фужером Трубочист.

Они пили вино, беседовали, как друзья. Ленин спрятал стыдливо под скатертью ногу с галошей, с укороченной до колена штаниной. К такой очаровательной даме лучше бы явиться в лаковых штиблетах. Но страна переживает большие трудности. Вождь не имеет права жить лучше, чем живет его народ. Хозяйка завела патефон, поставила пластинку с фокстротом.

— Чем вы озабочены, Владимир Ильич? Я приглашаю вас на танец.

— Нет, это несерьезно, сударыня. И я не умею танцевать, — пытался воспротивиться Ленин. — Что подумает обо мне пролетариат?

Но Мариша вытащила вождя из-за стола:

— Я вас научу, это так легко. Прекрасно, у вас есть чувство ритма.

— Но я наступил вам на ногу, сударыня.

— Ничего, это хорошая примета.

— Нет, нет! Танцы — это удел загнивающего империализма. Так сказать, последние судороги перед торжеством мировой революции.

Трубочист подкрутил пружину патефона, поставил пластинку с вальсом. Мариша танцевала с Трубочистом, закрыв глаза, по щекам ее катились слезы:

— Скажи, Трубочист, если я умру, душа моя улетит на твою звезду Танаит?

— Да, Мариша, твоя душа была создана для этой высокой звезды. Но время зажгло твое сердце черным огнем. Как хорошо, что он погас!

— Поздно, Трубочист. Почему ты не погасил во мне этот черный огонь раньше?

— Я не волен над судьбами.

— Но я погибаю, Трубочист.

Она подошла к шкафу, достала из бельевого ящика толстую пачку сторублевок:

— Возьмите, здесь пять тысяч, мне не нужны деньги. Часть из них отдайте жене Гейнемана, она ведь ребенка ждет.

— Мы исполним вашу просьбу, — принял деньги Трубочист.

Владимир Ильич воспользовался тем, что Трубочист отвлек хозяйку, и сунул в карман брюк серебряную ложку. Украденная ложка, однако, выпала через дыру в кармане, прозвенев обличительно. Ленин смутился, даже покраснел:

— Черт попутал! Извиняюсь! С детства страдаю клептоманией. Руки так и тянутся, чтобы стащить что-то.

— Красть вообще нехорошо, а в гостях тем более, — укорил Трубочист Ленина.

Хозяйка подняла ложку, подала ее устыженному гостю.

— Я дарю вам ее, Владимир Ильич.

— Спасибо, премного благодарен. Прекрасная ложка! Не ложка — а произведение искусства!

— Серебро, — уточнила Олимпова.

Ленин размечтался:

— При коммунизме все ложки будут делаться из серебра. И никто воровать их не станет. Люди будут кушать манную кашу и петь «Интернационал».

Вечер катился к ночи, за окнами сгущались сумерки. Трубочист поклонился хозяйке:

— Нам пора уходить, Мариша. Спасибо за угощение, за приют, за деньги. Мы не увидимся, наверно, больше, прощай!

— Да, мы уходим в глубокое подполье, едем в Разлив, будем скрываться в шалаше. Мой мавзолей захвачен ревизионистами, — затопотал Ленин.

Когда гости ушли, Мариша глянула в окно. В небе зажглась большая, яркая звезда. И с этой звезды послышался голос:

— Люди, я звезда Танаит! Люди...

Мариша взяла бельевую веревку, привязала ее к трубе под потолком ванной комнаты, изладила петлю, сунула в нее голову. Ноги сами скользнули с бортовых загибов ванны, в глазах потемнело. Но Мариша успела увидеть мысленно, как ее душа в белом платье взмахнула руками и, роняя слезы, полетела к последней надежде, далекой звезде Танаит. И не ведала Мариша, что на всех семи планетах звезды Танаит души самоубийц не принимают.

Цветь тридцать вторая

Операция по разгрому банды в Горном ущелье была разработана тщательно. На озеро Яктыкуль, которое со времен Емельяна Пугачева русские называют озером Банным, приехала под видом рыболовецкой бригады большая группа сотрудников НКВД, опытных сыщиков и самбистов. Еще более дерзкой была маскировка оперативников под строителей, приехавших якобы для возведения нового пионерского лагеря. Это звено было сформировано из работников челябинского НКВД, но в него включили несколько магнитогорских бригадмильцев из рабочих, в том числе Разенкова.