Время красного дракона

Оглавление

— А ты, Порошин, оформил брак с Телегиной? — вроде бы не к делу спросил Придорогин.

Аркадий Иванович кивнул утвердительно:

— Да, Александр Николаич. Вчера нас расписали, в порядке исключения. Моей Верочке ведь нет восемнадцати.

Придорогин крутнул барабан револьвера:

— Значит, Порошин, жен врагов народа будем арестовывать?

— Я твердо убежден в необходимости этих акций. И есть ведь указания. Глузман для нас — не начальство.

Придорогин посмотрел на Порошина как-то странно:

— Ты оружие чистишь, Аркаша? Говорят, у тебя пистолет заржавел.

— Поклеп, оружие мое в полном порядке.

— Дай-ка я погляжу, лично проверю. И вы приготовьте пистолеты для проверки, — сказал Придорогин Бурдину и Матафонову.

— Пожалуйста, — положил свой пистолет Аркадий Иванович на стол начальника НКВД.

Придорогин разрядил оружие Порошина, разобрал его, проверил ствол на свет...

— Пистолет в порядке, но я изымаю его.

— Почему?

— Поступило распоряжение, Порошин, арестовать тебя и отправить в тюрьму, с последующей пересылкой по этапу в Челябинск. Указание дал сам Федоров. Так што извини. Сам понимаешь, служба.

— А домой можно заглянуть, к Верочке? Господи, мне ведь сегодня и к портному надо, я у Штырцкобера костюм заказал... И вермишель купил, мясо, шпроты.

— Нельзя, Порошин. Мясы твои и мермишели Верочке доставят. Пошлем твоего сексота — Шмеля. Нельзя домой. Насчет тебя указание строгое.

— Я подчиняюсь, — встал Порошин по стойке смирно. Придорогин спрятал свой пистолет в кобуру, порошинский в сейф и произнес устало:

— Бурдин, Матафонов, доставьте арестованного в тюрьму. Исполняйте.

Порошин закинул руки за спину, как и положено арестанту, шагнул к выходу. Придорогин сказал вслед так же тихо и устало:

— Бурдин, забери у него ключи от сейфа.

В коридоре Бурдин высказался по адресу начальника НКВД:

— Пошел он в жопу! Мы тебя подбросим сначала к дому. Ты переоденься. В тюрьме тебя забьют за одну только форму. Там ведь не пылают к нам страстью нежной.

Цветь двадцать пятая

Металлургический завод обозначался через буран всполохами огней. И за снегопадом кровоточили в городе гнезда отчаяния и ненависти: поселки спецпереселенцев, концлагеря, тюрьма. Одним из таких гнезд была и казачья станица Магнитная, оказавшаяся в черте города. В доме Меркульевых здесь проживал чужак — заместитель начальника НКВД Порошин. Всем было известно, что он загнал Фроську в тюрьму, подвел деда под расстрел, захватил избу с имуществом, да еще и соблазнил соседку — Верку Телегину. И живет он припеваючи в чужом доме, и привел туда обманутую юницу, назвал ее женой. До какой же гнусности докатились эти проклятые коммунисты!

Племянники Веры Телегиной — Афонька и Фрол, станичные подростки — Кузя Добряков, Митя Починский, Ромка Хорунжонкин и Гераська Ермошкин сговорились поджечь меркульевские хоромы. Надо было досадить как-то и Верке Телегиной, и холеному мильтону. Ватагой руководил Гераська, который боялся на всем белом свете всего только одной фигуры — своей старшей сестренки Груньки. В тринадцать-четырнадцать лет большого ума у мальчишек не бывает, но хитрости и коварства предостаточно. Гераська Ермошкин и Кузя Добряков обворовали в городе несколько квартир и ни разу не попались. Их налеты на городские квартиры иногда назвать кражами было трудно. Они брали складные ножички, папиросы, колбасу, если таковая попадалась, конфеты. И разумеется, деньги, драгоценности. Осенью они проползли с тыльной стороны в особняк директора завода Коробова, стащили у него пятьсот рублей, золотое кольцо и карманные часы.

— Доказу не можно оставлять! — учил воришек Гераська.

Часы загнали цыганам, а кольцо расплющили молотком, порешили расплавить, чтобы после продать зубному врачу. С расплавкой ничего не вышло. Золотая расплюска на огне не плавилась, только закоптилась. На следующий день Гераська и Кузя обшарили квартиру заведующего вошебойкой — Шмеля. Ни денег, ни золота, ни папирос в квартире не нашли. Гераська прихватил банку масляной краски и тяжелую сковородку из чулана Краска требовалась по хозяйству. Бабка канючила:

— Где бы краски достать? Пол в горнице покрыть надобно.

Сковородку Гераська взял тоже не просто так. Толстенная сковорода, в ней можно попытаться расплавить украденное золотое кольцо. Гераська ведь не знал, что сковородка фальшивая, отлита из олова, на огне расплавится. Краску он отдал бабке:

— Перелей в другую посудину, банку мне вернуть потребно.

— А кто красочкой-то одарил? — умилилась бабка.

— Фрося, — соврал Гераська.

— А как она из лагерю-то вынесла?

— Через дырку в заборе передала.

— Дай бог ей здоровья! — перекрестилась бабка.

Упоминая Фросю, Гераська не так уж много и врал. Он действительно переговаривался с ней несколько раз через дыру в заборе колонии. Фрося просила его:

— Герась-герасенок, подпали ночью мои хоромы. Облей керосином и подожги. Но сестре своей Груне ничего не говори.

Гераська обещался выполнить просьбу Фроси, но долго не решался на поджог, и керосину не было. Канистру с керосином раздобыл Кузя Добряков, спер у тракториста. Гераська и Ромка Хорунжонкин разлили керосин в бутылки, а канистру и освободившуюся банку из-под краски отнесли подальше от хаты, выбросили, на помойку возле дурдома. Золотые монеты в банке с краской — не заметили. Они влипли в осадок на дне посудины. Гераська покружился возле помойки с полчаса, видел, как его банку из-под краски подобрал бродяга Ленин. Пустую канистру схватила еще раньше санитарка дурдома. Можно было пойти и попробовать расплавить золотую расплюску на сковородке. Бабки дома не было, ушла на базар. Гераська разжег примус, поставил на него украденную сковородку, бросил на дно расплющенное кольцо. Кузя Добряков направил сверху для подмоги огонь паяльной лампы. К великому изумлению Гераськи и Кузи сковородка просела, начала плавиться, роняя на медные бока примуса золотые монеты.