Время красного дракона

Оглавление

158

— Баня топится? — спросил Рудаков.

— Да, баньку я натопила. Желаете попариться?

— Нет, не терплю русских бань, предпочитаю ванную, душ.

— А я без бани жить не могу, люблю попариться — с веником.

— О, стол уже накрыт! — удивился Рудаков обилию закусок и графинчиков.

— Садитесь, выпейте, покушайте, отдохните.

Рудаков за день изрядно проголодался, и в столовой был «рыбный день». А его от рыбы всегда тошнило. И он уже настроил себя на ресторан, где намеревался подпоить глупую девчонку. Поэтому Рудаков быстро ополоснул руки под умывальником на кухне, прошел в горницу, сел за стол.

— Выпьем за доброе знакомство, за дружбу! — разлил он водку по чаркам.

Груня сняла с гвоздя махровое полотенце:

— Вы садитесь, выпейте, покушайте хорошо. А я пока в бане попарюсь. С дороги я, с поезда, грязная.

— Добро, Груня. Только долго не плескайся, побыстрей там.

Когда Груня вышла во двор, лейтенант выпил для бодрости чарку водки, закусил скользким груздочком, оторвал ногу у поджаренной курицы и съел ее с жадностью. Бдительности Рудаков не потерял. В доме Манефы могла быть и засада. Лейтенант заглянул под кровать, вышел на кухню, огляделся. Над русской печкой и полатями висели сатиновые цветастые занавеси. Рудаков изготовил к бою пистолет, отдернул полог над печкой. На него заурчал зло большой черный кот, сверкнув зелеными огоньками глаз. На полатях лежали тулуп и две пары подшитых валенок. Пимы были набиты зелеными помидорами, для дозревания, покраснения. Однако чутье подсказывало: проверь!

Рудаков, стоя на лавочке-скамейке, вывалил помидоры из одного валенка на печку. И пошарил рукой в пустом валенке. Ничего подозрительного не было. Из второго пима помидор выкатилось вдвое меньше. И выпали три пачки денег в банковской упаковке. Удалось извлечь и еще одну пачку сотенных. Лейтенант глянул на номер верхнего банковского билета. Память у него была профессиональная. Так и есть — деньги из ограбленной сберкассы! Вот это удача! Что же делать?

Лейтенант сунул одну пачку денег в карман брюк-галифе, остальные положил обратно, замаскировал помидорами, как и было. Пачечку деньжат он решил присвоить. Остальные можно завтра изъять при обыске. Ну и бабка Манефа! А насколько причастна Груня к ограблению сберкассы? Для чего она привела меня сюда? Для того чтобы убить? Или по наивному стремлению освободить братика? Скорее — второе! Игра получится интересной. Я с ней пересплю, а завтра арестую ее вместе с Манефой. Надо выведать, куда уехала ведьма, к каким родственникам.

— Все хорошо, прекрасная маркиза! Все хорошо, все хорошо! — пропел лейтенант, возвращаясь в горницу.

Он спрятал пистолет под подушку на кровати, приготовленной для любовных утех, и вернулся к столу. Рудаков выпил водочки еще с полстакана, плотно поужинал, охладил торжествующее чрево компотом и начал раздеваться. Нырнув на перину под одеяло, он снова ощупал под подушкой оружие. Где запропастилась Груня? Моется, парится в баньке. Мы ждем тебя, сладкая. Но что-то сон так и наваливается... Тяжелая все-таки работа в НКВД...

Манефа вошла в горницу, как привидение, не скрипнув и половицей. Лейтенанта Рудакова можно было жечь огнем, он и от пламени бы не проснулся. И не сон у него был, а смертельное отравление. Старуха запрыгала вокруг стола, раскинув руки со скрюченными пальцами, будто ворона крыльями. Она приплясывала по-шамански, определяя на глазок, сколько выпил яду попавший в ловушку гость. Юродиво напрыгавшись, ведьма взяла вилку и ткнула лейтенанта трезубцем в бок. Яга ширяла его вилкой и скрипуче похохатывала, довольная, что гуляка никак не реагирует на тычки. Мол, будешь знать, мусор, мильтон паршивый, как следить за бабкой Манефой, подозревать ее, брать на заметку. За злодеяние грядет возмездие тебе, вонючий мент!

Манефа ухватила Рудакова за ноги, стащила его с кровати и поволокла через кухню, через сени, через двор в дровяной сарай. В сарае она зажгла керосиновую лампу семилинейку, перекрестилась и взяла в руки топор. Старуха отрубила лейтенанту голову, руки, ноги. Ослику расчленение трупа не нравилось, он кричал, бил лягуче копытами в перегородку. Разрубленный труп Манефа запихала в куль, забросила на оглобельную тележку и впрягла в нее ослика. Куль на тележке свирепая старуха прикрыла рогожей и выехала в ночь, присев на свое место — возницы. Ослик тащил тележку ходко, прял нервно ушами, косил глазом. На Золотой горе ведьма открыла каркасно-проволочные воротца запретной зоны и подъехала к шахте, в которую были сброшены Ленин, Чапаев, Партина Ухватова, отец Никодим, поэт Василий Макаров, Штырцкобер и другие. Манефа столкнула в шурф мешок с расчлененным трупом лейтенанта Рудакова, поплясала колченого вокруг провала, прошамкала в яму какие-то проклятия и поехала обратно. По дороге домой она украла колхозную копну сена, несколько вилков капусты, нарвала брюквы. Проезжая мимо казармы дивизии НКВД, старая воровка стащила со стенда пожарный багор, ведро ? 2, покрашенное алым суриком, и мусорную урну из оцинкованной жести, на которой не было номера всесильного социалистического учета.

Мохнатый звероподобный кобель встретил Манефу радостным скулением. Старуха распрягла ослика, сыпанула ему в кормушку овса, заполнив питьевую колоду свежей водой. Земляной пол в сарайчике она присыпала опилками, собаке бросила объедки, оставшиеся после пиршества лейтенанта. А когда чуть взошло солнце, пошла на толкучку — продавать сапоги, гимнастерку и брюки Рудакова, вытащив из них пачку денег.

— Опять тышша на голову свалилась! Богатенький лейтенант! — спрятала Манефа деньги в корчаге с отрубями.