Время красного дракона

Оглавление

— С тех пор, как мы поручили Порошину расследование диверсий на линиях электропередач, вредительские замыкания прекратились. Что это означает, дорогие товарищи? Скорее всего Порошин вышел на преступников. Он, должно быть, вышел, ухватился за какую-то важную ниточку. Враги народа перепугались, затихли, ушли в глубокое подполье. Завенягин недавно звонил. Благодарит нас, даже выделил премии. Всем нам надо работать, как Порошин. Чтобы вредители боялись нас, не высовывали носа из поганых деклассированных нор. Встань-ка, Порошин. Выскажи свои соображения, поделись опытом.

Порошин вспомнил о Фроське, о ее дружках Антохе Телегине и Гришке Коровине... Правда для обмена опытом явно не годилась. Надо было что-то выдумывать, ухитряться. Он встал, прикашлянул для важности в ладошку, как это делал Придорогин, и решился на экспромт:

— Да, товарищи. Идея у меня есть. Мы много занимаемся оперативной работой, изобличаем преступников, вредителей, выполняем успешно функцию карающего меча пролетариата. А вот профилактикой, предупреждением преступлений, разъяснительной деятельностью мы занимаемся мало. Конечно, враг народа, диверсант, может засунуть в лапоть камень, окрутить проволокой и забросить данное приспособление на электрические провода. Но ведь все это может совершить по глупости и подросток — без особых антисоветских умышлений, от провинциального идиотизма, от скуки и бескультурья. Но озорной, хулиганствующий подросток не сделает этого, если мы объясним ему, чем все это может кончиться. Нам, по-моему, надо чаще выступать в бараках, на поселках, перед молодежью. Я лично этим занимаюсь. Ну, и вместе с этим надо призывать народ к революционной бдительности. Чтобы у врагов народа земля под ногами горела. А к мелким, нарушениям нужно быть чуточку терпимее...

— Погодь, стоп! — остановил Порошина начальник милиции. — Про терпимость загнул ты не туда. Но речь твоя в общем правильная, напечатаем в стенгазете.

Выступил и Алексей Иванович Пушков:

— По-моему, рано говорить об успехах Порошина. Он увлекся, так сказать, диверсиями. А некоторые важные дела завалил. В прокуратуре появилась жалоба на НКВД от бригадмильца, комсомольца Шмеля. Жалоба справедливая. Нас обвиняют в том, что мы до сих пор не раскрыли тайну с пропажей из морга трупа старушки. В городе продолжают ползать сплетни, будто мы забили бабку до смерти в НКВД. Слухи клеветнические, вредительские, с целью подрыва нашего авторитета. Дело с исчезновением трупа не такое уж сложное. Но Порошин не справился с поручением? Оскорбил он на днях и студентку Лещинскую, которая принесла нам антисоветскую листовку. А девушка-комсомолка старалась нам помочь...

— Да, да! — поддержал Пушкова начальник милиции. Провалы у Порошина имеются. На прошлом совещании он заверил нас, что найдет вражескую руку, которая нацарапала антисоветскую листовку. Похвастался, похвалился, а врага народа так и не обнаружил. Да и разговорчики вел политически незрелые. Мол, не вредитель написал прокламацию, а какая-то ученица из школы. Де, мы имеем в наличии не листовку, а текст из Библии. Будто Библия — не антисоветская книга! Так выходит? Почему ползучие гады не найдены? Ответь нам, Порошин!

Лейтенант Груздев вступился за Порошина:

— Вы же сами, Алексан Николаич, велели отложить эти дела, заняться диверсиями. Да и сексотов Махнева и Разенкова вывели у нас из подчинения, перебросили на слежку за Ломинадзе.

Придорогин постучал по зеленому сукну стола своим костлявым, коричневым кулаком:

— Вообще-то так... листовка от нас не уйдет. Потребно выбирать главные направления. Сигнал есть у нас от Шмеля, что начальник прокатного цеха Голубицкий занимается вредительством. Преподавательница института сообщает о нездоровых настроениях среди студентов. А она, Жулешкова, не числится у нас в сексотах. Очень слабо у нас поставлена работа по вербовке осведомителей. В каждой рабочей бригаде, в каждой конторе, в каждом самом малочисленном коллективе должен быть наш осведомитель! Наша опора — в массах, в народе!

После оперативки Порошин принял заведующего вошебойкой имени Розы Люксембург — Мордехая Шмеля. Сексот докладывал:

— По моим наблюдениям начальник ИТК Гейнеман связан с врагами народа, Недавно ему сшил костюм портной Штырцкобер. У Гейнемана моют полы в конторе бывшие графини. Есть подозрения, что он вступает с ними в связь. Каждый вечер Гейнеман встречается, играет в шахматы с заключенным Бродягиным, по кличке — Трубочист.

— Я запрещаю вам вести наблюдение за Гейнеманом, — оборвал Порошин сексота. — Работайте на объектах, которые вам поручены.

— Вы так похожи, товарищ Порошин, на Сергея Есенина. Только ростом повыше, взгляд у вас более жесткий, — заискивающе перевел разговор Шмель на другую тему.

— Вам приходилось общаться с Есениным? — насмешливо спросил Порошин, разглядывая своего скользкого помощника.

— Да-с, я ведь тоже, как вы, родом из Москвы. Видеть Есенина мне не однажды довелось.

— И где? В каком кабачке?

— Не в кабачке, а в парикмахерской. Мой папаша был парикмахером, к нему приходили Владимир Маяковский, Рюрик Ивнев, Сергей Городецкий, Николай Асеев, Сергей Есенин... Между прочим, я храню прядь его кудрей. Реликвия, так сказать!

Порошин вспомнил, как яростно и вдохновенно громил недавно Шмель поэзию Сергея Есенина в городской газете, на собрании рабочих корреспондентов:

— Товарищи, мы должны объявить войну двурушничеству! Наши местные поэты Василий Макаров, Борис Ручьев, Михаил Люгарин, Людмила Татьяничева тайком читают Есенина. Наши рабкоры переписывают стишки враждебного кулацкого писаки. Давайте посмотрим: кто такой Есенин? Он сочинял стихи о Ленине: «Скажи, кто такой Ленин? Я тихо ответил: он — вы!» Вспомним и такие строки: «Мать моя — родина, я — большевик». Были хорошие строфы у сочинителя: «Эти люди — гнилая рыба, вся Америка — жадная пасть, но Россия... вот это глыба... лишь бы только Советская власть!» Ну и всем известная есенинская мечта — «задрав штаны, бежать за комсомолом». Все эти святыни Есенин предал! Он просто лгал нам! А в сущности имел всегда буржуазное нутро. Но социализм овладел умами миллионов людей, и он непобедим!