Время красного дракона

Оглавление

177

— На полатях, — выбрал место ночлега Володька, обрадовав девчонок.

Поликарп и баба Тоня, узнав об аресте Кузьмы, повздыхали и поохали коротко, чтобы не травить мальчишечью душу. Поликарп уехал на рыбалку с племянниками, взяв невод. Девчонки запрыгнули на лавку, где сидел Володька, зашептали с двух сторон в уши, поглядывая с опаской на бабку:

— У нас в горнице волшебник поселился. В шляпе ходит, с тросточкой. Пойдем, Вовка, горох воровать. Пойдем в кутлуван мырять.

Много хлопот у бабы Тони с озорницами. Убегают купаться без надзору и пригляду. И купаются-то в пожарном котловане. Римка чуть было не утопила Вальку.

—Держи меня за ноги, а я мырну! — предложила на днях сестре Валька.

А Римка не удержала сестренку. Выскользнула она, как лягушка, нахлебалась, едва не утонула. В своем огороде полно бобов, гороху, моркови и огурцов, а они в чужие усадьбы ползут, лезут через плетни. Илья-пророк давно льдинку опустил в речки и озера, а девчонки купаются, того и гляди слягут, заполыхают жаром от остуды.

— Кыш с лавки! Идите к умывальнику, пакли сполосните, шаньги поспели, лакомиться пора, — пристукнула баба Тоня лопатой о шесток.

Володька разглядывал стоящего на комоде чугунного медведя. Поднявшийся на задних лапах зверь повернул морду с раскрытой пастью вправо, будто опасность исходила оттуда. На остове-постаменте, слева, было круглое отверстие — для чернильницы, которая была выломана вместе с крышечкой и утеряна. Володька поставил в этом месте кедровую шишку, принесенную с Лосиного острова, обмазал ее расплавленным варом — под цвет медведя. Черная шишка лепестилась, будто тоже была выплавлена из чугуна. Она поднималась медведю по пуп, по толщине была с тулово зверя, но не порождала чувства несоответствия. Под подольчатым остовом литой скульптуры в двух прямоугольных рамочках, расположенных одна поверх другой, читались отчетливо выпуклые буквы и цифры: «КАС. З. 1890» и «Я. Самойловъ». Две медали рядом обозначены — с международной выставки в Париже. Литье Каслинского завода не вызывало бы обостренного интереса, если бы не имело таинственную особенность: тряхнешь его, и в пустотелом нутре раздается легкое звяканье, будто там монетка золотая или колечко с камушком. Что же укрыл мастер там для загадки?

Из горницы вышел в кухню гражданин лет сорока, с орлиным носом, поджарый, в голубой сорочке с галстуком-бабочкой.

— Добрый день, молодой человек. Давай знакомиться. Тебя, кажется, зовут Володя? Хорошее имя — русское. А меня зовут несколько странно — Трубочист! Да, да, так и называй меня — господин Трубочист!

— А вы кем работаете — учителем?

— Можно называть меня и Учителем. Но вообще-то я работаю волшебником, магом-иллюзионистом.

— Волшебников не бывает, это в сказках только, в книжках, в кино.

— Почему же не бывает? Вы ошибаетесь, молодой человек. Через десять минут вы поймете, что я настоящий чародей.

— Не поверю, я не маленький.

— Не маленький, надо полагать, если ходишь на Васюганье. Володька перепугался. От кого мог узнать этот человек про Васюганье? Неужели дед Кузьма не выдержал пыток в НКВД и все рассказал?

— Вы из НКВД? — взял Володька с комода чугунного медведя.

— Нет, Володя, я волшебник со звезды Танаит.

— Ежли вы волшебник, отгадайте, где я был на Васюганье? Васюганье — оно большое.

— Ты был там на Лосином острове.

— Островков на топях много, и все — лосиные. Ходят охотники туда, да бабы с девками — за ягодами.

— Где побывал ты, Володя, туда охотникам да бабам не пробраться.

— Не был я нигде, только побродил с ружьишком немного возле Малого болота. Охотился я на уток.

— У тебя, Володя, шерстинки лося на штанах. Значит, ехал ты через топи на сохатом. Да и по одежде видно — не мок ты по горло в болотной жиже. А от твоего вещмешка пахнет сотами таежного меда.

— Вы Шерлок Холмс? Вы сыщик?

— Милый Володя, я самый обыкновенный волшебник. Великий сыщик Шерлок Холмс не смог бы вычислить, как ты попал на остров староверов, с кем ты встречался там?

— Как же я попал туда, господин Трубочист?

— Ты, Володя, сопровождал туда Груню Ермошкину.

— А с кем я там виделся?

— Встречался там ты с Маланьей-староверкой, с Порошиным, с Верочкой Телегиной, с Григорием Коровиным, с Дуняшей...

Володька все больше убеждался, что перед ним — оперативник из госбезопасности. Всех перечисленных им людей могло разыскивать НКВД. Не так трудно разыгрывать при этом чародея, брать на пушку. Да ить казаки хитрые, их так запросто не обманешь.

— Предположим, ходил я с Груней по морошку. А что я ей говорил?

— Ты говорил, что любишь ее.

— Я всех люблю, бабу Тоню тоже люблю, Римку люблю...

— Ты декламировал Груне свои стихи: «Я божья капля с божьего весла, меня в лесу березка родила».

Но и такой ход собеседника ни в чем не убедил Володьку. Свои стихи он читал в Зверинке всем огольцам и девчонкам, и даже — корове, теленку, козе и курам. Телок на стихи не обратил внимания, корова прослезилась, а коза сочинение одобрила, кивала головой при каждом слове. Учительница в школе стихи в отличие от козы раскритиковала за упоминание про бога. Может, учительница немножко умнее козы. А может быть, коза не глупее учительницы.

— Садитесь за стол по шаньги горячие, охлынули они уже под рушником. А я схожу в погреб, молока холодного принесу кринку, — вышла из избы баба Тоня.

— Кто еще на острове живет? Сколько там домов? — начал пытать волшебника Володька.

— Там всего четыре избы: скит Мухомора, скит Онуфрия, скит Акима, ну и пятистенок, в котором ты жил, с выбитыми стеклами в окнах. И с пулеметом на чердаке. Поганая изба, дом иноверцев. Так ведь его называет Малаша?