Время красного дракона

Оглавление

183

Глуповат Лаврентий в подхалимаже, настораживало и выражение: «Я и мои люди». Надо запомнить, чтобы когда-нибудь объяснить наркому, что у него не должно быть «своих людей». И политику, направленную на сдерживание войны, примитивно называть «предначертанием».

Сталин боялся войны панически, в иные моменты он был твердо уверен, что Гитлер не нападет на Россию. У Советского Союза — 170 дивизий, 9200 танков, почти 47 тысяч орудий и минометов, 8450 самолетов. Берия, глава военной разведки генерал-лейтенант Голиков, нарком обороны Тимошенко вынужденно обманывали Сталина. Идя навстречу его желанию, они утверждали, будто СССР уже имеет превосходство над Германией. И начальник генерального штаба Красной Армии в этом обмане участвовал. Но против наших 170 дивизий немцы выставили — 188, более мобильных и технически оснащенных. Их самолеты и танки были лучше наших. Немцы в любое время могли молниеносно увеличить свою мощь на восточном фронте. О начале военных действий было известно с точностью до одной минуты.

Вечером, за десять часов до начала войны, Сталин провел в своем кремлевском кабинете совещание, вызвав — Молотова, Ворошилова, Берию, Маленкова, Вознесенского, Кузнецова, Тимошенко, Сафонова, Жукова, Буденного и Мехлиса. И под грифом «строго секретно» приняли и утвердили документ:

«Постановление ПБ от 21 июня 1941 года.

1. Организовать Южный фронт в составе двух армий с местопребыванием Военного совета в Виннице.

2. Командующим Южного фронта назначить тов. Тюленева с оставлением за ним должности МВО.

3. Членом Военного совета южфронта назначить тов. Запорожца.

Ввиду откомандирования тов. Запорожца членом Военного совета Южного фронта назначить тов. Мехлиса начальником Главного управления политической пропаганды Красной Армии с сохранением за ним должности наркома госконтроля.

III

1. Назначить командующим армии второй линии тов. Буденного.

2. Членом Военного совета армий второй линии назначить секретаря ЦК ВКП(б) тов. Маленкова.

3. Поручить наркому обороны тов. Тимошенко и командующему армиями второй линии тов. Буденному организовать штаб с местопребыванием в Брянске.

Поручить начальнику Генштаба тов. Жукову общее руководство Юго-Западным и Южным фронтами с выездом на место.

Поручить тов. Мерецкову общее руководство Северным фронтом с выездом на место.

Назначить членом Военного совета Северного фронта секретаря Ленинградского горкома ВКП(б) тов. Кузнецова».

Совещание закончилось поздно, часов в одиннадцать, но члены Политбюро не покинули Кремля. Предстояла бессонная ночь в ожидании начала войны. Сталин все еще цеплялся за слабую, эфемерную надежду, что Гитлер не начнет военные действия. Трудно сказать, почему страшился войны Иосиф Виссарионович. Возможно, он был человеком — более чем умным: понимал, что коллективизация и массовые репрессии породили слишком уж много обиженных и недовольных, подорвали социальную опору партии, советской власти.

В три часа ночи Сталин почувствовал усталость, резь в глазах, будто песком сыпанули. Он прилег на диван, не раздеваясь, лишь скинув сапоги, и сразу погрузился в сумеречное забытье, из которого выныривали светлые мысли:

— Надо отдать немцам Прибалтику, Белоруссию, Украину. Черт с ними, в этими землями, лишь бы войны не было. А там видно будет, ослабнет Германия в войне с Англией, можно будет и вернуть утерянное...

И привиделся Сталину сон, как ему показалось позднее — шизофренический по несовместимости картин, совершенно нелепый. Будто бегает он, Иосиф Виссарионович, по территории захваченного немцами Кремля — без сапог, босиком, прячется от выстрелов за углами, за кучами хлама, за царь-колоколом. А немецкие солдаты хохочут, бьют очередями из автоматов, но чуточку мимо, пугают. И самое страшное, что среди фашистов много красноармейцев, не пленных, а с оружием. И красноармейцы тоже стреляют по Сталину, по звездам на Кремлевских башнях. Длинная пулеметная очередь загнала вождя в лужу. Он заполз на четвереньках в грязную лыву, плюхнулся на живот и заплакал. А пулемет стрелял и стрелял, фонтанчики от пуль подбирались все ближе-ближе. И руководила этим безобразием эсерка Мария Спиридонова. Покойный патриарх Тихон подошел к луже, где лежал он, вождь, и спросил укорительно:

— Ты почему, исчадие ада, спилил крест на памятнике Минину и Пожарскому?

— Разве там был крест? — как бы запамятовал Сталин.

— А што же держал Минин в руках до прихода к власти большевиков?

— Серп и молот, — предположил Иосиф Виссарионович.

Толпа в это время вытащила из мавзолея Ленина, сожгла его на костре, а останками зарядила царь-пушку.

— Стреляйте! — распорядилась Мария Спиридонова. Царь-пушка грохнула выстрелом.

— А с этим псом што деять будем? — спросил какой-то мужик.

— Затолкните в пушку его, выстрелим! — орала толпа.

И его, Сталина, запихнули в ствол царь-пушки, только голова торчала. Народ ликовал, но старики и старушки плакали:

— Как же мы жить станем без вождя?

— Должно же быть што-то святое.

— Пропадем без руки евоной твердой.

— Не так уж и плохо при нем жилось.

— Были, конешно, головокружения от успехов, ошибки, искривления. А другие плевались, бросали в лицо Сталина гнилыми помидорами и тухлыми яйцами, кричали:

— Бей его, ирода!

— У, харя усатая!

— Народу-то сколько погубил! Кровопивец проклятый!

Толпа забрасывала грязью и сырыми яйцами Молотова, Ворошилова, Калинина, Буденного, Берию, Жданова. Мария Спиридонова подошла к царь-пушке с факелом, подожгла запал. И снова рыкнула пушка огнем и громом. Сталин полетел по дуге, упал на брусчатку возле храма Василия Блаженного...