Золотое руно (сборник)

Оглавление

– Мой дед, – тихо сказала Кирстен. – Он стал старый и больной и не захотел ждать смерти.

– Но Диане было ещё жить да жить. Она была молода и здорова. Ведь она была здорова, да?

Кирстен задумалась.

– Ну, я её не видела с тех пор, как вы расстались. Вероятно, да. До следующего планового обследования было ещё несколько месяцев, но по результатам предыдущего с ней всё было в порядке. О, были признаки того, что со временем у неё может развиться диабет 2‑го типа, так что я на всякий случай начала для неё выращивать клонированную поджелудочную, но помимо этого ничего. И ЯЗОН говорит, что в её медицинской телеметрии не было ничего достойного упоминания. И это вообще‑то не удивительно. В конце концов, она не прошла бы отбор в экспедицию, будь у неё что‑то серьёзное. Мир не видел ещё такой здоровой группы людей.

– Тогда сомнений нет. – Руки Аарона, всё ещё засунутые глубоко в карманы, сжались в кулаки, которые обрисовались под натянувшейся тканью. – Она покончила с собой, потому что я от неё ушёл.

– Ты не можешь знать наверняка, что это так. Может быть, это был просто несчастный случай. Или может быть она сошла с ума и не соображала, что делает.

– Она не баловалась ни наркотиками, ни током. Она даже не пила – кроме единственного бокала шампанского на нашей свадьбе.

– Не вини себя, Аарон. Без предсмертной записки мы никогда не узнаем, что случилось на самом деле.

Предсмертная записка! Я быстро просмотрел всё, написанное Дианой – теперь я уже жалел, что уничтожил последние её рабочие документы – и провёл лексикографический анализ, чтобы посмотреть, смогу ли я сымитировать её стиль. Шестой класс по Флешу‑Кинкейду, индекс Ганнинга 9, средняя длина предложения 11.0 слов, средняя длина слова 4.18, среднее количество слогов в слове 1.42. Несмотря на любовь к разорванным инфинитивам и употреблению слов в кавычках без особой на то причины, Диана писала кратко и понятно, что, в общем‑то, удивительно для учёного – худших писателей, чем они, ещё поискать – к тому же по жизни весьма словоохотливого.

Я посадил одну из своих подсистем за составление соответствующего письма, но отменил задачу раньше, чем она была завершена. Все принтеры на борту являются моими периферийными устройствами. Если предсмертная записка всплывёт сейчас, мэр Горлов захочет знать, почему я не попросил о помощи сразу, как только узнал о том, что Диана задумала.

– С запиской или без записки – всё и так очевидно, – сказал Аарон.

– Мы не можем знать наверняка, – сказала Кирстен. – Это мог быть несчастный случай.

– Раньше ты была уверена, что она покончила с собой, – сказал Аарон. – Ты даже пыталась в этом убедить меня.

Мне кажется, что Кирстен была обижена и даже, может быть, испытывала ревность по поводу того, как тяжело Аарон переживал смерть своей бывшей жены. Она должна была ему это сказать, извиниться за ту мелочность, что заставила её быть такой чёрствой с ним, когда они поднялись на борт «Орфея», чтобы забрать тело Ди, но она, как и Аарон, плохо умела справляться с чувством вины.

Вместо этого она продолжала наседать, пытаясь – так мне, по крайней мере, показалось – зародить в Аароне утешительное сомнение в причинах гибели Дианы, крошечную неуверенность, которая удержала бы его от погрязания в мыслях о своей ответственности.

– Вспомни, в этом деле по‑прежнему много непонятного, – сказала она, подойдя, наконец, к нему вплотную и, после секундного промедления, обняв его руками за шею. – Мы всё ещё не знаем, откуда взялся такой высокий уровень радиации.

– Это вопрос для физиков, тебе не кажется? – в голосе Аарона слышалось раздражение.

Кирстен не отставала, убеждённая, как мне казалось, что находится на правильном пути к тому, чтобы преодолеть этот приступ самообвинения.

– Нет, правда. Ей пришлось бы провести снаружи несколько часов, чтобы стать настолько горячей.

– Может, какая‑нибудь космическая воронка, – неуверенно сказал Аарон. – Может, с её точки зрения она провела снаружи несколько часов.

– Ты хватаешься за соломинку, милый.

– И ты тоже, чёрт возьми! – Он оторвал от себя её руки и повернулся к ней спиной. – Да какая разница, что там за радиация? Главное, что Диана мертва. И я убил её точно так же, как если бы воткнул ей нож в сердце.

9

Я ненавижу глаза Аарона Россмана. Когда человек один в комнате, я обычно узнаю́, с кем разговариваю, по четырёхзначному шестнадцатеричному идентификационному коду, передаваемому медицинским имплантом. Однако когда людей много, и некоторые из них говорят одновременно (и поэтому многие демонстрируют физиологические признаки, сопровождающие речь) я часто вынужден визуально идентифицировать говорящего. Конечно, для опознания по лицу я пользуюсь изощрённой системой распознавания образов. Но человеческие лица так часто меняются. Меняется не только их выражение – усы и борода появляются и исчезают, меняется причёска, цвет волос, с помощью химической терапии или контактных линз может измениться цвет глаз. Чтобы справляться со всем этим я держу в памяти объект‑образ каждого члена команды. Подпрограмма распознавания срабатывает каждый раз, как я фокусируюсь на каком‑то лице. Она обновляет информацию об опознанном человеке, записывая туда его текущие особенности. С Россманом было легко почти во всех отношениях. За то время, что я его знаю, он всегда был чисто выбрит и подстрижен коротко, на длину, которая была модной в Торонто среди мужчин его возраста примерно за два года до нашего отлёта. Цвет его волос никогда не менялся – так мало людей, повзрослев, сохраняют песочный цвет волос, что я не удивляюсь его решению оставить их естественный цвет. Кроме того, ему лучше ловить момент, пока есть возможность: экспресс‑анализ его ДНК показывает, что его волосы начнут седеть лет через шесть – примерно когда мы доберёмся до Колхиды. Зато он сохранит густую шевелюру до глубокой старости.