Золотое руно (сборник)

Оглавление

И она тогда подумала, увидев его, лысеющего худощавого мужчину: «Добавь ему британский акцент, и это будет тот, о ком я мечтала с пятнадцати лет». Ей нравились мужчины постарше. Ей нравился Патрик Стюарт и Шон Коннери и…

И Эрик Редекоп.

Ему всегда нравилась Дженис, но он понятия не имел – ни малейшего! – что она питает к нему сходные чувства, что…

Он осознал, что она сказала что‑то, чего он, погружённый в собственные мысли, не расслышал.

– Простите. Э‑э, что вы сказали?

Она бросила на него ещё один удивлённый взгляд.

– Я говорю, электричество отключилось очень неожиданно, правда? Я и не думала, что здесь такое может произойти.

– О, да. Да, очень странно. – Сейчас он был от неё всего в трёх футах и видел, что её макияж безупречен – немного подведены глаза и немного оттенены – а брови недавно мастерски выщипаны; фактически, он на мгновение увидел, как она склоняется к зеркалу в ванной и вспомнил то созвездие болевых уколов, которые она ощущала при этом.

Но мысль о её глазах вызвала другие воспоминания – о том, как она плачет , плачет в то время, как кто‑то изрыгает на неё ругательства. Это было так отвратительно, так неправильно , что Эрик инстинктивно отступил на полшага.

– Дженис, – сказал он, в этот раз произнося полное имя без запинки, хотя сразу же осознал, что это не было полное имя; полностью её звали Дженис Луиза Фалькони, и Фалькони была её фамилией по мужу, а девичья фамилия – Амундсен, и…

И ему ведь надо закончить фразу, которую он начал!

– Дженис, э‑э… у вас всё в порядке?

– Да всё вроде в норме, – ответила она. – А что?

– Да так, просто – ответил он, но обнаружил, что снова отступает назад.

Глава 9

У Сьюзан Доусон возникло странное чувство, когда она входила в кабинет на третьем этаже, и ей понадобилась секунда, чтобы его идентифицировать; то было нечто, о чём она слышала, но ни разу не испытывала сама. От неуместности впервые накатившего дежа‑вю на мгновение закружилась голова.

А то было действительно дежа‑вю: эта комната, этот затерянный в больничном здании небольшой кабинет, в котором она никогда не бывала, казался знакомым. И дело было не в том, что большинство офисных помещений выглядит одинаково – нейтральные цвета, жалюзи, плиточный пол, флуоресцентные лампы. Нет, всё было не так. Стол, крышка которого была сделана, по‑видимому, из сосны, имел характерную форму человеческой почки и выглядел…

Она слегка тряхнула головой, но…

Но сомнений не было: он выглядел именно таким, каким она его помнила .

И при этом она никогда в жизни раньше его не видела. Не могла видеть.

О. Может быть, видела такой в каталоге «ИКЕИ»; они продают массу мебели с покрытием под сосну. Но серебристо‑серое кресло на колёсиках также выглядело знакомым – как и прислонённая к стене теннисная ракетка вон там и кубок вот здесь. Она знала, за что эта награда, хотя и не могла с такого расстояния разглядеть выгравированных на ней букв: это был главный приз последнего больничного турнира по теннису.

И широкий книжный шкаф с его тёмно‑зелёными полками и рядами журналов с одинаковыми корешками почему‑то тоже был знаком. Возникло воспоминание, и в этот раз она опознала его как своё собственное: её раздражение много лет назад, когда «Нэшнл Джиографик» сделал спецвыпуск об океанах в голубой обложке и с голубым корешком вместо обычных жёлтых, нарушив однородность её коллекции; она начала собирать её ещё ребёнком, когда дед начал присылать подписку ей в подарок. И здесь, в этом кабинете, у одного из номеров был зелёный корешок вместо бордового, как у всех остальных.

Она посмотрела на стену. На ней висели три диплома, включая один из Университета Макгилла; она обрадовалась, когда сама вспомнила, что это в Монреале. Также там была фотография в рамке: темнокожая женщина и трое таких же смуглых детишек, и…

И женщину звали Деви, а детей – Харприт, Амнит и Гурисман.

Но она никогда раньше их не видела. Она была в этом твёрдо уверена. И всё же…

И всё же воспоминания о них полились в её сознание. Вечеринки по случаю дней рождения и каникул, проблемы с Харпритом в школе из‑за того, что он ругается…

– Вы агент Доусон? – раздался голос с сильным акцентом.

Она резко обернулась и оказалась лицом к лицу с сикхом в нефритово‑зелёном тюрбане и бледно‑голубом лабораторном халате.

– Ранджип, – имя словно само собой вырвалось у неё.

Его карие глаза слегка прищурились.

– Мы знакомы? – На вид ему было лет пятьдесят; в бороде проступали седые пряди.

– Гмм, – сказала Сьюзан, потом: – Э‑э… – и потом, наконец: – Нет‑нет, не думаю. Но… ведь вы в самом деле Ранджип Сингх, не правда ли?

Мужчина улыбнулся, и Сьюзан запоздало заметила, что он весьма симпатичен.

– Как любит говорить мой сын…

– «Это моё имя; не протри в нём дыру». – Слова снова вырвались у Сьюзан сами собой. От неожиданности она вскинула руку, чтобы зажать себе рот. – Я, э‑э… он ведь и правда так говорит, да?

Сингх снова улыбнулся; в его добрых глазах проскочила искра.

– Как и многие дети его возраста. Он ещё любит про курицу, которая переходит дорогу наполовину, чтобы…

– Чтобы отложить яйцо на линии, – сказала Сьюзан. Её сердце заколотилось. – Что, чёрт возьми, происходит? – Она отступила на полшага назад. – Я вас не знаю. Я не знаю вашего сына. Я никогда раньше не была в этой комнате.

Сингх кивнул и указал на единственное в кабинете кресло – знакомое и незнакомое серебристо‑серое кресло на колёсиках.

– Не присядете?